«Ваш Рамзай». Рихард Зорге и советская военная разведка в Китае. 1930-1932 годы. Книга 2 - Михаил Николаевич Алексеев

времени) был дом корейца на Авеню-роуд. Кроме того, встречи с корейцем проходили на улице для обмена телеграммами. Как утверждал Лессе, удалось развернуть две радиостанции: одну – для связи с центральным советским районом, а другую – с «домом» (Коминтерном).

На самом деле в ноябре и декабре связь по рации с Центральным советским районом была прекращена, так как партия получила сведения, что все телеграммы расшифровываются Гоминьданом. Пришлось вводить новый шифр, а пока обходились курьером.

Не лучше дело обстояло и в организации связи с Москвой. Шифртелеграммы, отправляемые Лессе, похоже, были сильно искажены, что очень осложняло работу. Лессе была непонятна причина многочисленных ошибок, виновны ли были в этом радисты или «кто-то ещё» – он этого не знал. «Кто-то ещё» был сам Лессе, и признавать собственную вину он не собирался. По его утверждению, «свои телеграммы» он всегда готовил очень тщательно. В архивах Коминтерна телеграммы Лессе из Шанхая обнаружены не были. Возможно, они действительно «были сильно искажены». И на помощь в очередной раз приходил Зорге.

Жаловался Лессе и на отсутствие возможности достать в Шанхае необходимые химикаты для симпатических чернил. Все приобретённые им химикаты оказались непригодными, несмотря «на правильные названия», не говоря уже о том, что в «тамошних» аптечных киосках и аптеках почти все аптекари оказались русскими, которые интересовались, для чего требуются химикаты.

Ещё в Харбине Лессе обговорил с омсовским Шмидтом код для переписки с использованием рации. Однако Шмидт свои телеграммы писал всегда очень небрежно, так что при цензурной проверке немедленно возникали подозрения.

Для почтовой переписки Лессе было дано несколько адресов в Германии. Однако этих адресов оказалось совершенно недостаточно, и к тому же все они были в Гамбурге. Каждые четыре-пять дней через шанхайскую почту проходили одни и те же адреса, что могло вызвать подозрение полиции.

Забраковал Лессе и предлагавшуюся отправку почты в чемоданах с двойным дном или двойной крышкой, посчитав это чрезвычайно опасным предприятием. Фотографирование почты, по его мнению, было оптимальным вариантом, но организовать такое фотографирование он просто не успел.

Зато он выписал в начале ноября через книжный магазин «Цайтгайст» в Шанхае три экземпляра бюллетеня «Инпрекорр», три экземпляра журнала «Коммунистический интернационал» и три экземпляра журнала «Красный интернационал профсоюзов». Заказ у Лессе приняла немка Ирене Вайтемайер, директор книжного магазина. Открытый заказ подобной литературы в магазине, который наверняка был под «колпаком» у полиции, свидетельствовал об отсутствии каких-либо навыков в конспиративной работе у Лессе. Хотя сам представитель ОМС так не считал. Он выстроил целую цепочку передачи заказанной им литературы из магазина китайской компартии. Поступившие журналы и бюллетени «забирал д-р Науман», или сама Вайтемайер «…приносила их по определённому адресу, откуда их забирал кореец, и затем они передавались партии». Цепочка эта легко просматривалась. С таким подходом долго продержаться в Шанхае любитель-«конспиратор» Лессе не мог. Но и этого мало. Он мог засветить свою связь с шанхайским резидентом, что, как выяснилось, на самом деле и произошло.

14 декабря 1931 года, не получив инструкций от руководства Коминтерна, Рамзай проинформировал о принятых на месте решениях:

«МИХАИЛУ. Малей спрячется здесь до выяснения дороги на север, так как Герман против принятого соглашения, ввёл нас в заблуждение и, не предупреждая, выехал в Дайрен. Дальнейшее пребывание Малея считаем только опасным для остающихся. Полиция запрашивала всех его знакомых, немец получил также запрос, и имеем доказательства, что китайские полицейские власти им интересуются. Если в течение 8 дней не получим других указаний, Малей поедет домой».

Свою лепту в провал «Германа» внёс и журналист Фимен. 18 декабря Рамзай докладывал в Москву: «Для Михаила. Фимен вёл себя как провокатор. Людей, которые соприкасались с ним по делу больных, а также Германа, выдал людям Ван Цзинвэя. Обещал им разузнать в Европе о связи Агнес и Германа с Мюнценбергом и с Вами. Просим его подобающим образом принять. Возможно, что интерес полиции Германом связан и с этой провокацией».

Связь между ИККИ и руководством КПК начала налаживаться только весной 1932 г., после прибытия в Шанхай представителя ОМС Н. Н. Герберта[37]. Относительно нормальный характер она приобрела в сентябре 1932 г., когда в Шанхай приехал представитель ИККИ Артур Эверт, а затем военные советники Отто Браун[38] и Манфред Штерн[39].

А до прибытия военных советников Зорге всю вторую половину 1931 г. и, судя по всему, в течение 1932 г. «заполнял вакуум» – решал возникавшие перед китайской Красной армией в советских районах чисто военные проблемы, опираясь не на советских военных советников, а через немецких военных инструкторов при нанкинской армии.

Причём эта помощь носила далеко не разовый характер. Вот что об этом писал Карл Лессе. «Из районов приходило очень много запросов военного характера. Например, товарищи не знали, как лучше отражать атаки с воздуха, как переоборудовать пулемёты, чтобы использовать их как зенитное орудие, и как выбрать позиции, чтобы взять самолёты под перекрёстный огонь. Эти вопросы я обсуждал с людьми [из] в[оенной разведки], находившимися в самом тесном контакте с немецкими военными советниками и получавшими от них нужную информацию, которую я затем передавал китайским товарищам. Люди [из] в[оенной разведки] выражали также готовность передать в [советские] районы тетради с военными инструкциями, составленными немецкими советниками для правительственной армии, разумеется, при условии, что они наверняка попадут в [наши] районы, в противном случае они поставят под угрозу свои собственные источники информации». Единственно, за что опасался Лессе, это то, что с его отъездом «это дело не будет доведено до конца». Поэтому, указывал он, «задачей Коминтерна должна стать помощь китайским товарищам также и в этом отношении». Вернее сказать, «помощь китайским товарищам» продолжала оставаться задачей «Рамзая».

Однажды Лессе сообщил компартии «интересную» информацию, поступившую от военной разведки, для последующей передачи в советские районы. Речь шла о том, что в нанкинском арсенале «производят винтовочные патроны, которые содержат лишь малую часть необходимого количества пороха, вследствие чего пуля теряет свою дистанционную и пробивную способность и, таким образом, ничего не стоит». Предполагалось, что эти боеприпасы захватят с собой войска, выступавшие против советских районов, чтобы в последующем оставить их Красной армии в виде трофеев. Эта информация представлялась сомнительной, так как вряд ли китайское правительство могло позволить себе такую расточительность и пойти на столь многоходовую операцию.

В деле же освобождения Рудника с женой Зорге продолжал принимать непосредственное участие даже после прибытия в Шанхай постоянного представителя Отдела международной связи.

Дэн Яньда был единственной крупной фигурой, расстрелянной по приказу Чан Кайши. Ситуация, складывавшаяся во внутриполитической обстановке Китая носила диаметрально противоположный характер смыслу японской пословицы: «Не уместиться трём тиграм на одной