Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин

У заблудившегося самолета У-2 кончалось топливо, он стал снижаться, но, к счастью для всех, над Беринговым проливом его увидел перехватчик и увел за собой потерявшего ориентацию пилота. Они покинули советское воздушное пространство раньше, чем подоспели МиГи. Министр обороны Макнамара запретил полеты. Однако приказ не успел вовремя достичь Аляски, и следующий У-2 был уже в воздухе. Его вовремя вернули. Опасность состояла в том, что в Москве могли расценить разведывательные полеты как прелюдию к американской ядерной атаке.

Ситуация уже явно выходила из-под контроля Хрущева и Кеннеди.

Фидель Кастро жаждал решительной схватки. После появления советского ядерного оружия на острове он решил, что должен поставить американцев на место. Он требовал сбивать американские самолеты. Кубинские зенитчики стреляли, но не попадали. Зато дивизион зенитно-ракетных комплексов С-75 «Десна» двумя ракетами сбил американский самолет-разведчик. Летчик погиб. Об этом министр обороны Малиновский доложил Хрущеву. Тот спросил:

Фотография корреспондента ТАСС В. Соболева «Свобода или смерть!». 1962

[ТАСС]

– Кто отдал приказ?

– Сами решили, – ответил Малиновский. – Товарищ Кастро приказал сбивать вражеские самолеты.

Наверное, в этот момент Хрущев осознал, что мир семимильными шагами движется к войне. Генералы сами, без приказа втянутся в боевые действия.

Довольный Фидель Кастро позвонил генералу Плиеву и поблагодарил советских ракетчиков. Обломки самолета собрали и увезли в Гавану, в музей. Мысль о том, что вслед за этим может начаться война, Кастро не пугала.

Хрущев распорядился без его личного разрешения больше не стрелять по американским самолетам. Американцы, разумеется, не знали о его приказе. Они исходили из обратного: русские уже пустили в ход оружие.

В Вашингтоне этот день запомнился как «черная суббота». Президент Кеннеди отправил своего брата к советскому послу Добрынину сказать: «Если вы не ликвидируете свои базы на Кубе, то мы сделаем это за вас».

Министерство обороны США представило президенту план удара по позициям советских ракет на Кубе. «Мы ожидали, – вспоминал Роберт Кеннеди, – что во вторник начнется война».

Хрущев представлялся человеком неуравновешенным, неспособным справиться с эмоциями, но это поверхностное впечатление. Его бывший помощник по международным делам Олег Трояновский считал, что Хрущев почти всегда держал себя в руках, а если выходил из себя, то это было актерство. Понимая, что мир находится на грани войны и надо спешить, Хрущев передал Кеннеди новое послание по открытому радио. Никита Сергеевич обещал вывести ракеты с Кубы, но просил в ответ убрать американские ракеты из Турции. Кеннеди легко согласился.

Американские ракеты были размещены в Турции при Эйзенхауэре. Эти ракеты на жидком топливе – ненадежные, неточные и очень уязвимые – уже устарели. Они потеряли свое значение после того, как США обзавелись ракетами на твердом топливе. Когда Кеннеди стал президентом, он сам сказал, что ракеты из Турции надо убрать. Но Государственный департамент уговорил его отложить этот вопрос, чтобы не раздражать турок, которые считали американские ракеты гарантией безопасности.

В начале 1962 года Кеннеди еще раз сказал государственному секретарю Дину Раску, чтобы тот начал переговоры с турками о выводе ракет. Раск не спешил выполнить его указание. И тем самым дал Хрущеву прекрасную возможность заключить сделку. 27 октября Кеннеди получил послание от Хрущева, в котором говорилось: «Мы вывезем наши ракеты с Кубы, если вы вывезете свои из Турции… Советский Союз даст торжественное обязательство не вторгаться в Турцию и не вмешиваться в ее внутренние дела; США должны дать такое же обязательство в отношении Кубы». Кеннеди велел ответить Москве, что уберет «Юпитеры» из Турции.

28 октября Хрущев сообщил американцам, что приказал демонтировать ракеты и вернуть их домой. Все кончилось. Кризис миновал. В нашей стране многие вообще даже и не узнали о том, что произошло.

Я спрашивал председателя КГБ Семичастного:

– Вы сами думали тогда, что война может начаться?

– Думал. У меня такое положение было, что я видел: все может быть. Имейте в виду – холодная война иногда доходила до такой точки кипения, что страшно становилось.

Фидель Кастро испытал чудовищное разочарование, когда узнал, что ракеты с острова уберут. По существу, на этом его дружба с Советским Союзом закончилась. Впоследствии он рассматривал Москву как дойную корову, которую надо использовать во имя продолжения кубинской революции.

В Кремле это понимали.

Заседание Президиума ЦК 16 ноября 1962 года: «О позиции Кастро – неразумная, крикливая».

Заседание Президиума ЦК 3 декабря: «Малиновский, Косыгин: Кубинцы – ненадежные союзники».

На следующий год, 7 июня 1963 года, Хрущев на Президиуме ЦК рассказал о беседах с Фиделем Кастро:

Я говорю:

– Вот вы хотите металлургический завод построить, мы можем построить, но что будет стоить у вас тонна чугуна? У вас нет коксующихся углей. Где будете уголь брать? У нас? 11 тысяч километров будете уголь возить. Так что же у вас будет стоить тонна чугуна?

Он не знает. Когда строят, так надо знать, какую прибыль получите. Какую цель вы ставите? Опираясь на свои силы, построить оборонную промышленность?

– Нет, – говорит.

– А что?

– Нам банки нужны для консервов.

Веселое оживление в зале.

В сентябре 1963 года начались трудности с хлебом. В Николаеве, на Украине, хлеб вовсе исчез из магазинов. А в николаевском порту в этот момент отгружали хлеб для Кубы. В городе началось недовольство. Портовые грузчики вовсе отказались работать. И что же? На погрузку поставили воинские подразделения. Суда на Кубу ушли вовремя – не хотели Кастро обижать.

Вся эта история имела неприятные последствия для главного действующего лица – Хрущева. Карибский кризис подточил единоличную власть Никиты Сергеевича. Товарищи по партийному руководству увидели его растерянным, увидели, как он признал свою ошибку и отступил.

Вручение Ф. Кастро ордена Ленина. Присутствуют высшие партийные и советские деятели, в том числе Н.В. Подгорный, К.Ф. Катушев, П.Е. Шелест, Б.Н. Пономарев, Д.С. Полянский, Ю.В. Андропов, А.П. Кириленко, М.А. Суслов, Л.И. Брежнев, А.А. Громыко, А.Н. Косыгин. 27 июня 1972

[РГАСПИ]

Николай Григорьевич Егорычев, который был первым секретарем Московского горкома, рассказывал мне, что в один из тех октябрьских дней сидел в кабинете Фрола Романовича Козлова, тогда уже второго человека в партии. Козлову позвонил кто-то из военных с вопросом:

– Американцы подошли к нашему судну, хотят досмотреть. Как быть?

– Разрешить! А что еще? Мы же дали согласие.

– Но там же наше оружие! Оно секретное.

– Ну и что! Пусть смотрят. Мы же действительно уходим.

Козлов повесил трубку и доверительно сказал Егорычеву:

– Ну, наш дед-то совсем расквасился. Очень он перепугался!

Если бы позиции Хрущева не ослабли, осторожный Козлов ни за что не позволил