Почувствуй - Маша Драч

и первой делаю шаг вперед, затем еще один. Неторопливо, но уверенно. По мере того, как я приближаюсь к нему, мое сердце продолжает бесноваться. Еще чуть-чуть и оно просто раскурочит рёберный остов и выпорхнет птицей к Наилю, чтобы… Упасть к его ногам.

— Привет, — начинаю первой.

Наиль кивает своему собеседнику и переключается на меня. В прошлый раз мы хотя бы на несколько секунд, но пересеклись взглядами. В этот раз — нет. Он смотрит куда-то мне в переносицу.

— Ты Миру попросила меня пригласить? — в его голосе собран весь холод Арктики.

— Нет. Я понятия не имела, что она тебя пригласит. Честно.

Наиль едва заметно кивает. Наверное, верит, что я сейчас не вру. Не знаю. Я сейчас на таком адреналине, что сложно с анализом.

Пауза между нами режет по живому. Странно, но раньше я не придавала особого значения тому, что разговор с Наилем происходил сам по себе. Легко и стремительно. Наверное, причина заключалась в том, что этот разговор вел сам Наиль. Направлял, выводил меня на эмоции, сам ёрничал и вызывал целую смесь различных эмоций. А теперь… Нет.

Ему всё еще больно, Ива.

— Давай выйдем? Здесь есть небольшая терраса. Что скажешь?

Я страшно боюсь, что он скажет жесткое и твердое «нет». Но, к счастью, Наиль щадит мои измученные нервы и коротко кивает.

Поворачиваюсь почти на негнущихся ногах и следую по маршруту, который сама же и обозначила.

Ладони потеют, кончики пальцев подрагивают. Я не знаю, вру себе или нет, но лопатки жжет тяжелый взгляд.

Только бы не упасть.

Мы выходим на террасу. Я запоздало соображаю, что вообще-то следовало бы взять верхнюю одежду. Стоит мне только подумать об этом, как я ощущаю жесткую ткань пиджака, опустившуюся мне на плечи. Родной легкий аромат мужского одеколона вкупе с не менее родным теплом забирают меня в кокон. В этом коконе я чувствую себя как дома. Меня отбрасывает мыслями в прошлое, но я изо всех сил стараюсь остаться в нынешнем времени. Эти скачки… С каждым разом мне всё сложней и больней проваливаться в ту часть своей жизни, где я была абсолютно счастлива. Потому что в реале меня не ждет даже половина всего того, что я испытывала раньше.

Наиль молча проходит вперед. Кажется, для него этот жест ничего не значит. Он просто позаботился, потому что это в его крови — оберегать. Будь на моем месте любая другая женщина, Наиль стопроцентно поступил точно так же.

Это и ранит, и приводит в чувства.

— Я хотела попросить у тебя прощения, — начинаю с главного, глядя в широкую спину Наиля.

Он мне совсем не помогает. Продолжает стоять лицом к городу.

— Я была очень жестока с тобой, и… Мне не просто стыдно. Я до сих пор не могу простить себя за то, как поступила с тобой.

— Зачем ты это мне сейчас говоришь? — голос Наиля всё еще ледяной и отдает резкими металлическими нотками.

Теряюсь. Опускаю взгляд, рассматриваю носки своих туфель.

— Потому что меня это мучает, — выдыхаю.

— Думаешь, меня это хоть сколько-нибудь волнует? — Наиль оборачивается.

Поднимаю на него взгляд. Теперь мы глаза в глаза больше, чем на одну секунду. Я задыхаюсь, потому что вижу в его зрачках то, чего предпочла бы никогда не видеть. Там плещется презрение, злость и что-то еще такое, что я не могу разобрать. Боль? Обида?

— Не знаю, — честно отвечаю.

— Тебя столько времени не волновало, что происходит со мной. Но почему-то решила, что сейчас мне будет не насрать на твое… что? Чувство вины? Стыд? Что, Ива?

— Я не знаю! Это всё и сразу. Я понимаю, что одних слов будет мало. Понимаю, что такое сложно простить. Я просто хочу сказать, что никогда сознательно не хотела сделать тебе больно. Я — не подарок. Иногда бываю сукой и стервой, но… Не тварью, которая легко переступает через хороших людей и бодро дальше шагает по жизни.

— Но ты это сделала! Ты переступила! — рявкает Наиль.

Я вздрагиваю. Его злость обрушивается на меня одной огромной лавиной. Я чудом сохраняю равновесие.

— Так, зачем об этом говорить? Облегчить муки совести? Очень рад, что она у тебя всё-таки есть. Но это не ко мне. Грехи я не отпускаю. Индульгенции не выдаю.

— Я всё это заслужила. Знаю. Но я не хочу, чтобы из-за меня ты стал другим человеком. Жестоким и жестким. Не хочу, чтобы ты растерял всю свою сердечность и способность любить.

Губы Наиля растягиваются в ледяной ухмылке.

— Ты слишком много на себя берешь, Ива, раз считаешь, что из-за тебя я могу так сильно измениться.

Он бьет меня своими ответами. Ранит этой насмешкой. Я получаю ровно то, что должна была получить еще два года назад, когда раздирала Наиля в клочья. Конечно, теперь он этого не признает. Не позволит мне увидеть его прежнего.

— Это… Это хорошо, — шепчу дрожащими губами и чувствую слезы на щеках. Судорожно хватаюсь пальцами за края пиджака. — Хорошо, что не изменился. Это было для меня важно.

Наиль не просто смотрит на меня. Он впивается в меня взглядом. Сквозь слезы я всё равно отчётливо вижу, как сильно у него напряжена челюсть. Взгляд становится еще на несколько тонн тяжелей.

— Блядь, — цедит Наиль и резко отворачивается обратно к ночному городу и начинает бить ладонью по железной перегородке.

Я замолкаю. Даже не всхлипываю. Просто тупо смотрю, как он снова и снова наносит один удар за другим.

— Ты мне нахуй всю душу раскурочила и выбросила подыхать! И стоило мне только собрать себя по кускам, как ты снова появляешься.

— Прости. Я больше тебя не потревожу. Обещаю.

Снимаю с себя пиджак. Плечи кусает холодный воздух. Я вся дрожу, но мне хватает сил подойти к Наилю, чтобы отдать ему его вещь. Стараюсь не прикасаться к нему, не смотреть, чтобы не было больно. Нам обоим.

Поправляю чертову цепочку на плече и разворачиваюсь, чтобы уйти.

Скомкано прощаюсь с Мирой и иду к лифту, который ведет на подземную парковку. Мне нужно немного тишины и одиночества, чтобы зализать раны и вдоволь нареветься в подушку.

Я не пила алкоголь, но иду по парковке, пошатываясь. Далеко не с первого раза снимаю блокировку с арендованной машины. Падаю на водительское кресло. Боюсь сделать слишком большой вдох, потому что тогда моя