История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

что для решения всех стоявших перед Монгольской империей задач было явно недостаточно первоначального состава армии, сформированного из кочевников Монголии. Даже с учётом присоединения к ней представителей кочевых племён, живших в приграничных с Китаем степях южнее пустыни Гоби. Слишком большую территорию в конечном итоге ей необходимо было контролировать. Соответственно, монгольская армия остро нуждалась в пополнении для ведения дальнейших войн и общего контроля ситуации. Природные кочевники представляли собой наилучший контингент для пополнения «тысяч». Они были привычны к кочевому образу жизни и могли обеспечивать свои базовые потребности за счёт ведения кочевого хозяйства. Следовательно, они соответствовали главному требованию со стороны монгольской государственности к своей армии — отсутствию необходимости в её регулярном снабжении и оплате.

Все указанные обстоятельства диктовали тактику дальнейших действий. Перед Монгольской империей стояла первоочередная задача поставить под свой контроль, а значит, и интегрировать в состав своей армии всех возможных кочевников Евразии. Решение этой задачи обеспечивало монгольской армии контроль над всей степной Евразией. Это позволяло ей обеспечить надёжный тыл для ведения военных действий в любом возможном направлении. Кроме того, после завоевания оставшихся в Степи традиционных племён монголы могли ликвидировать их организационную структуру.

В результате у кочевников Евразии не оставалось бы никакой другой альтернативы, кроме службы в монгольской армии. Следовательно, монгольское государство могло свободно, не опасаясь возможных проявлений нелояльности, использовать кочевников, главным образом тюркоязычных, для пополнения прежних «тысяч» и формирования новых. Это позволяло резко увеличить численность армии и укрепить таким образом государственность Монгольской империи.

Судя по всему, именно поэтому монголы в процессе своих завоеваний так жестоко преследовали найманов и меркитов в Монголии, а также кипчаков и канглы в Средней Азии. До тех пор пока каждый такой племенной союз не был окончательно разрушен, нельзя было быть полностью уверенным в том, что выходцы из него будут полностью лояльны Монгольской империи. Всё-таки племенная солидарность всегда стояла в Степи выше лояльности чужому государству. Отсюда, собственно, и задача взять под свой контроль все степные пространства, где могла сохраниться прежняя традиционная структура организации кочевого общества. Кроме того, контроль над всей степью Евразии был также важен и для обеспечения безопасности той её части, которая уже входила в состав Монгольской империи. Другими словами, данное государство должно было стремиться к максимальному расширению своей степной территории ради своего самосохранения. Только так можно было обеспечить стабильность результатов того масштабного социального эксперимента, который был проведён Чингисханом в Монголии.

Однако расширение территории и потребность увеличения численности армии неизбежно должны были привести к изменению её состава. Естественным образом должна была снизиться численность выходцев из монголоязычных племён Монголии, Маньчжурии и степей южнее Гоби с одновременным увеличением числа тюркоязычных и прочих кочевников. Хотя тюркоязычные кочевники в составе монгольской армии присутствовали ещё со времён начала войны с империей Цзинь. В основном они были из числа тех, кто исторически проживал в степях южнее Гоби. Позднее попытки использовать тюркоязычных кочевников предпринимались в ходе войн против государства хорезмшахов.

Например, во время известного похода Джебе и Субэдая на запад уже отмечались случаи присоединения к монгольской армии тюркских и иранских кочевников. Ибн аль-Асир указывает, что в Закавказье «к ним присоединился ещё тюркский невольник, по имени Акуш, который собрал жителей этих гор и степей, тюркмен, курдов и др. Собралось у него множество народа и вошёл он в переговоры с татарами относительно присоединения к ним. Они согласились на это, будучи расположены к нему вследствие сродства. Соединились они и пошли во главе татар в Грузию»[325]. Такие отряды, скорее всего, сначала использовались как вспомогательные подразделения, но их присоединение к монгольской армии было только вопросом времени. Несомненно, что этому способствовала сама структура организации данной армии. Она состояла из «тысяч», не являвшихся по своей сути племенными ополчениями.

Здесь важно ещё раз обратить внимание на то обстоятельство, что армия Чингисхана не только не имела племенной основы, но и не была связана с каким-либо конкретным племенем. Причём с большей степенью достоверности можно утверждать, что не было и монгольского племенного ядра в империи. Объединение племён Монголии в рамках государства Чингисхана носило политический характер, а вновь созданный монгольский этнос был политическим проектом. Термин «мангу», «мэнгу», «монголы» уже широко использовался в отношении всех этих людей, но безотносительно их бывшей племенной принадлежности. Выше было высказано предположение, что данный обобщающий термин был введён для обозначения лояльных Чингисхану кочевников Монголии. Для всех них название «монголы» носило политический характер и должно было стать альтернативой многочисленным прежним племенным названиям.

Тот факт, что первоначальные «тысячи» армии были сформированы из уроженцев Монголии, отнюдь не означал, что их состав оставался неизменным. Данные «тысячи» не являлись ополчениями племён, соответственно государство могло свободно изменять состав «тысяч», исходя из имевшейся необходимости и при этом учитывая главный фактор — их общую лояльность. Это было принципиальное отличие от всех прочих степных государств, где племенные ополчения были главной силой армии.

Таким образом, можно предположить, что два главных критерия — опыт ведения кочевого образа жизни и отсутствие племенной альтернативы — были главными условиями для пополнения монгольской армии. Этническое происхождение, вероисповедание и языковая принадлежность не имели особого значения. Соответственно ничто не мешало государству приступить к формированию новых «тысяч», что неизбежно вело к изменению первоначального этнического состава армии. «Монголы стали правящей элитой разноплеменного народа, а старые племенные связи их подданных, расселённых по разным концам огромной империи, были навсегда разорваны»[326]. Единственное, что можно добавить к данной цитате, так это то, что «старые племенные связи» были точно так же разорваны и среди монголоязычных племён Монголии.

Несомненно, что в процессе формирования армии активно использовался и другой принцип, который был сформирован на раннем этапе становления монгольской государственности. Хорошо заметно, что в приведённом в работе Рашид ад-дина подробном списке руководителей «тысяч» практически не встречаются представители бывших крупных племён Монголии дочингисхановской эпохи. Например, такие как кереиты, найманы, тайджиуты или татары. Хотя очевидно, что выходцы из числа этих племён в это же самое время составляли довольно внушительную часть солдат монгольской армии. При этом согласно списку Рашид ад-дина «тысячами» в основном руководили выходцы из сравнительно небольших племён Монголии. Среди них были мангуты, джалаиры, баарины, суниты, урянхайцы, арулаты, кунгираты и другие.

Следовательно, можно предположить, что выходцы из тех племён, которые активно участвовали в борьбе с Чингисханом, при формировании «тысяч» были распределены между ними. При этом во главе «тысяч» были поставлены те военачальники, в чьей лояльности Чингисхан мог быть полностью