Моя настоящая жизнь - Олег Павлович Табаков

Из-за вынужденного добора я сумел продлить время их обучения до пяти лет.

Занятия актерским мастерством и тех «очно-заочных вечерников», и вновь прибывших в 1982 году проходили в Подвале на Чаплыгина. Официальная власть это терпела.

Дипломный год второй студии совпал с первым годом обучения новых студентов, которых я набрал, уже будучи ректором Школы-студии МХАТ. Поэтому в 1985/86 учебном году я занимался с двумя курсами сразу.

Среди дипломных спектаклей были «Крыша», «Полоумный Журден», «Две стрелы», «Прищучил» и «Жаворонок». Все работы получились острыми и очень разнообразными по жанру. Но по проблематике они так или иначе были историями про молодых людей, разбивающих себе головы о возведенные жизнью стены.

Так уж получилось, что первый и единственный раз в своей жизни я взял специальную пьесу для студентки. Индивидуальность Дуси Германовой определила мой выбор ануевского «Жаворонка». На первый взгляд, Дуся совершенно не была Жанной д'Арк. Скорее она была серым воробушком a la Эдит Пиаф. Девушкой из подворотни, из московских переулков. Это сквозило в оформлении спектакля, очень тонко прочувствованном Сашей Боровским, тогда еще совсем молодым художником. Он одел героев в странные черно-бежевые вязаные одеяния, грубые чулки, робы, свитера. Все это живо перекликалось с тогдашним авангардным, «стебным» стилем молодежной моды.

Были прогоны и показы, когда Дуся работала непредсказуемо, очень убедительно и художественно. Потом случился момент развала спектакля, когда мы, уже будучи театром, поехали на Мюнхенский фестиваль и, что называется, потеряли шанс, который нам давала судьба, – Дуся чувствовала себя плохо оттого, что не спала ночь накануне спектакля, и все время брала не те ноты. Пронзительности исполнения, которую я ожидал от нее, не получилось. «Жаворонок», который должен был стать Дусиным звездным часом, померк и сошел на нет.

Накладки в театральном деле вполне допустимы и, увы, непрогнозируемы. Тем более этот механизм должен быть исправным постоянно, что возможно лишь при высшей степени ответственности каждого, кто занят в театральном процессе, за то, что делает он сам и за общее дело в целом. Все должны думать и заботиться обо всех, но это в идеале, а в реальности преданных и ответственных людей в театре очень немного. И с годами становится все меньше. Причем мера ответственности человека за общее дело совершенно не зависит от того, насколько комфортно живется ему в театре и насколько он влюблен в театр вообще.

Накануне

Спектакль «Крыша» рассказывал о современном потерянном поколении, о людях, у которых отняли жизненный ориентир.

На дворе стоял восемьдесят пятый год – время, когда все рушилось, когда происходило наиболее активное рассыпание коммуно-социалистического монолита, появлялось допустимое инакомыслие. Уже умерли Брежнев, Черненко, Андропов. Второй год находился у власти Горбачев как могильщик режима. Менталитет общества явно изменился.

Герой пьесы – студент, про которого известно, что он работает могильщиком на кладбище. По сути дела, первый андеграундовский герой (его играл Леша Селиверстов). И как противовес герою с его психологией потерянного поколения, с его попыткой встать над жизненной схваткой, с попыткой самоубийства – простая русская женщина, самой природой наделенная способностью собирать мужика по кусочкам. История любви в мире, который принадлежит этим людям.

Очень смешным получился «Полоумный Журден». Мой выбор пал на пьесу Булгакова, возможно, потому, что она произвела на меня сильнейшее впечатление еще лет за тридцать до того. Это была одна из первых пьес, которые «Современник» читал для себя, присматривая что-то. Как раз перед тем, как была взята в работу «Матросская тишина» Галича.

Вот такой синкопой в тридцать лет я возвратился к своим настоящим пристрастиям – к Булгакову, Галину, Володину, чуть позже – к Галичу. Образно говоря, я стал рожать младенцев, которые во мне довольно долго вызревали. Все то, что было до сих пор нельзя, я так или иначе начал выпускать в жизнь.

С курса выпуска 1986 года в Театре на Чаплыгина осталось, пожалуй, наибольшее количество моих выпускников: Дуся Германова, Марина Зудина, Надя Тимохина, Сергей Беляев, Саша Мохов, покойный Сережа Шкаликов, который лучшие свои театральные работы сделал в нашем маленьком театре: и в «Крыше», и в «Дыре», и в «Полоумном Журдене». Внятный, яркий, талантливый характерный актер.

Летом восемьдесят шестого выпускники моего курса были приглашены на гастроли в Венгрию, где прошли их поистине «победные гастроли».

Мучения на пути к новому театру у этого курса были минимальными: им пришлось ждать всего полгода, до декабря восемьдесят шестого, когда вышел приказ о создании в Москве трех новых театров: Театра-студии под руководством Светланы Враговой, Театра-студии под руководством Анатолия Васильева и Театра-студии под руководством Олега Табакова. По сути дела, это разрешение на наше существование было желанием власти как-то «отметиться» в новом времени, продемонстрировать иные, изменившиеся взгляды на то, каким образом должно обновляться социалистическое искусство. Мы оказались под рукой, в нужное время, в нужном месте…

Когда в августе 1986 года министр культуры Захаров подписал приказ о создании в Москве трех новых театров-студий, на переустройство и оборудование подвала на Чаплыгина были выделены определенные средства, был создан бюджет театра. У нас появился молодой и энергичный директор Аркадий Райхлин, которого привел к нам Александр Боровский, наш главный художник и поныне. Реконструкция подвала на улице Чаплыгина, 1а была закончена к 1 марта 1987 года.

В один из заключительных этапов реконструкции подвала обнаружилось, что по техническим причинам просто невозможно вывести за пределы нашего маленького помещения так называемый «байпас» – огромную трубу с горячей водой и паром, обогревавшую расположенные рядом дома. Все возможные инстанции были пройдены, но, как мы ни старались, никто нам помочь в этой ситуации не соглашался.

Вот тогда-то я и вспомнил об одном знакомстве, которое состоялось у меня за год или два до этого.

Егор Кузьмич Лигачев, тогда член политбюро ЦК КПСС и секретарь ЦК партии, проводил Всесоюзное совещание заведующих кафедрами общественных наук. В подобных случаях на мероприятие всегда приглашают кого-то от «секции клоунов», чтобы этот человек сказал что-то более или менее забавное. На этот раз пригласили меня. Выступление получилось удачным: светлые мысли иногда действительно приходят мне в голову, а вместе с Анатолием Смелянским мы подготовили забавные, может быть даже остроумные, тезисы.

Ельцин. Открытие театра

Когда после своего спича я возвращался на балкон, куда меня усадили (дело происходило в Кремле, точнее в тогдашнем Кремлевском театре), меня вдруг обхватил ручищами какой-то очень большой человек: «Ну, Олег, вот прямо я не знаю, какой ты молодец. Приходи ко мне, все проблемы, которые у тебя есть, –