Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии - Майкл К. Джонс

В это время Чуйков сделал второй запрос о перемещении его КП на восточный берег Волги. Довольно полезно сравнить его с изложением событий в мемуарах командарма. Сначала давайте обратимся к «официальной» версии: «15 октября противник ввел в бой свежие силы и продолжал развивать наступление на юг и на север вдоль Волги… Северная группа под командованием полковника Горохова вела бой в окружении с превосходящими силами противника…

Дивизия Жолудева [37-я], которая приняла на себя основную тяжесть атаки, была разделена на несколько частей, сражавшихся отдельными гарнизонами в поселке Тракторного завода и в районе Минусинской улицы. Дивизия Горишного [95-я] также понесла тяжелые потери… Враг, продвигаясь к югу, угрожал зайти в тыл дивизии Горишного и достигнуть армейского командного пункта. Вражеские автоматчики просочились в брешь между нашими частями. Рота охраны армейского КП вступила с ними в бой».

Чуйков ясно говорит о шаткости своего положения: «В эти часы боев у Паулюса не было ни одного свежего батальона, который он мог бы бросить, чтобы прорваться на три сотни метров к армейскому командному пункту. Всего триста метров, но у нас не было и мысли о его перемещении…»

Затем упоминается другой запрос к командованию Сталинградского фронта: «Я просил командование фронта дать разрешение перевести некоторые отделы штаба армии на запасный командный пункт – на левом берегу, с условием, что Военный совет весь останется в городе. Мы хотели обеспечить управление войсками с левого берега на тот случай, если командный пункт армии будет разбит.

«Не разрешаем», – получил я ответ».

Сегодня возможно привести подлинное содержание второго запроса Чуйкова к командованию Сталинградского фронта от 15 октября 1942 года и ответ на него: «Враг, вводя новые силы пехоты и танков, приближается к северной группе Горохова. В то же время немцы развивают удар на юг, достигнув Минусинской. 37-я и 95-я дивизии общей численностью в 200 бойцов неспособны предотвратить продвижение врага на юг, захват КП армии и прорыв в тыл 308-й дивизии. Ситуация ухудшилась. На нашем командном пункте невозможно оставаться. Разрешите переместить командный пункт на левый [восточный] берег. Больше отступать некуда.

Решение командующего фронтом Еременко товарищу Чуйкову: Запрос отклонен. КП командующего должно оставаться в Сталинграде. Принять меры к переброске пополнений, 138-й дивизии, на поддержку войск, сражающихся на правом [западном] берегу Волги. Сделать это ночью 15 октября».

Свежая дивизия, 138-я Людникова, теперь была доступна для обороны Сталинграда. Это подразумевало молчаливое признание того, что Еременко допустил ошибку, не предоставив Чуйкову больше бойцов перед немецким наступлением. Но только один полк был готов пересечь Волгу ночью 15 октября. Остальные должны были достигнуть города через сутки. Их прибытие совпало с запоздалым визитом Еременко на КП 62-й армии. А до этого Чуйкову нужно было продержаться еще двадцать четыре часа.

Довольно интересно сравнивать мемуары Чуйкова с суровой реальностью подлинных событий. Он не мог признать публично, что на короткое время потерял веру в то, что город может быть удержан. Все военные мемуары жестко редактировались и переписывались в советский период, и ни в коем случае нельзя было упоминать, что Сталинград мог быть сдан врагу. Но в кругу семьи и среди собратьев-ветеранов Чуйков откровенно рассказывал об отчаянии, которое тогда охватило его и его штаб.

«Мы все думали, что погибнем», – просто говорит Мережко. КП к этому моменту потерял связь с остальной армией. «Больше не существовало какой-либо системы организованной обороны», – продолжает Мережко. Дневник боевых действий 62-й армии уныло отмечал: «Командный пункт находится под прямым огнем артиллерии и бомбардировщиков. Много убитых и раненых. Потери нашей армии неизвестны – они не могут быть подсчитаны». Позднее, во второй половине дня 15 октября, Чуйков позвал своего младшего брата Федора, который служил в штабе КП. Командарм решился умереть, защищая город.

«Следующие двадцать четыре часа будут критическими», – начал Чуйков полуофициальным тоном. Он остановился, и несколько секунд они с братом смотрели друг на друга. Затем его голос изменился, и он заговорил по-другому, как брат с братом: «Федор, один из нас должен выбраться отсюда живым. Когда немцы прорвутся, я возьму свой автомат и встану на последнем рубеже у края Волги. Я не собираюсь сдаваться им, я умру, сражаясь. Я не оставлю этот город». Повисла тишина. Чуйков стал шарить в поисках чего-то и достал запечатанный конверт. «Ты можешь отдать это Валентине? – спросил он (жена Чуйкова Валентина жила в Куйбышеве). – Это письмо, в котором я прощаюсь с ней». Снова повисла тишина. «Федор, – добавил он. – Когда ты пересечешь реку, подожди. Немцы должны нанести по нам сокрушительный удар до того, как поступит пополнение. Следи за тем, останемся ли мы здесь завтра утром. Если да, то возвращайся и уничтожь это письмо». Это был ужасный момент. Но Чуйков внезапно улыбнулся и пристально посмотрел на Федора: «Если мы останемся здесь завтра утром, считай, что мы победили».

Линия блиндажей и траншей была вырыта в последней отчаянной попытке задержать продвижение немцев. Офицер разведки наступающей 24-й немецкой танковой дивизии докладывал, что на большинстве позиций противника находятся люди из тыловых служб, не имеющие достаточной подготовки.

Корректировщик огня артиллерии Михаил Рабинович был вызван на КП Чуйкова в начале вечера того дня. Его батарея, находившаяся на Зайцевском острове, была известна своей точностью. Одним из первых ее успехов было уничтожение немецких минометных позиций на Мамаевом кургане. Чуйков поприветствовал его у входа и сразу перешел к делу: «Мы ожидаем, что немецкая пехота прорвет наши позиции и ворвется на наш КП». Рабинович стоял, онемев. Чуйков провел его в блиндаж. «Я приготовил место для тебя, – сказал командарм. – У тебя есть радист. Свяжись со своей батареей, дай им наши координаты и приведи их в состояние готовности. Когда немцы достигнут нас, вызови удар артиллерии по нашему командному пункту. Корректируй огонь: все, что есть здесь, должно быть уничтожено».

Рабинович был поражен пугающим спокойствием Чуйкова. В этот вечер, когда были восстановлены некоторые линии связи, стали поступать донесения из разрозненных дивизий и полков армии. «Создавалось впечатление, что они пытались связаться, только чтобы убедиться, что командный пункт 62-й армии до сих пор существует, – отмечал Чуйков. – На эти запросы мы четко и коротко отвечали: «Сражаться до последней возможности, с места не уходить!..»

Немцы не прорвались. Утром 16 октября Михаил Рабинович вернулся на свой наблюдательный пункт на заводе «Красный Октябрь», Федор Чуйков вернулся на армейский КП, и прощальное письмо его брата к жене Валентине было уничтожено. Первый полк дивизии Людникова занял оборонные позиции севернее завода «Баррикады».

За Волгой для нас