Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии - Майкл К. Джонс

Ракицкий вспоминает: «Наш дивизионный командный пункт был чрезвычайно хорошо защищен. Он размещался в узком овраге, и в него можно было попасть только через глубокую траншею, переходящую в туннель на двадцатиметровой глубине, который вырыли наши инженерные войска. В нем все и располагалось: наш пункт связи, мой оперативный отдел, а ниже их командный пункт Жолудева. Он был хорошо замаскирован против воздушной разведки. Но неожиданно, вскоре после того как наши телефонные линии были нарушены и нам пришлось пользоваться радиосвязью, немецкие пикирующие бомбардировщики начали прицельную атаку по нам. Последним, что мне запомнилось, была упавшая в овраг огромная бомба и последовавший за ней оглушительный взрыв».

Взрывная волна засыпала Ракицкого землей: «После удара и контузии я, наконец, пришел в себя. По счастью, на мне был шлем. Поблизости от меня была лопата, как и у другого парня, заваленного вместе со мной, и мы начали прокапывать выход на поверхность. Мне было слышно, что с другой стороны также копают, и через полчаса мы выбрались наружу. Но Жолудев был засыпан гораздо глубже. Над его блиндажом была гора земли. Их оставалось там пять человек, и мы слышали звуки, по которым можно было понять, что они еще живы. Кто-то нашел длинный кусок трубы, и мы вогнали его под землю, чтобы им поступал воздух. Затем мы все начали копать».

Когда Чуйков услышал, что Жолудев заживо похоронен на своем КП, он отправил группу из армейского штаба ему на помощь. Мережко входил в нее.

«Чуйков отправил всех, кто был в его распоряжении, на выручку Жолудеву, в том числе всю свою роту охраны, – вспоминает он. – Немцы уже бомбили наш армейский КП. И у Чуйкова не осталось никого, кто защитил бы его в случае прорыва немецких пулеметчиков».

Через пять дней и ночей пребывания в адских условиях ниже горящего нефтеперегонного завода Чуйков сумел подобрать другое место для КП. Новый командный пункт находился севернее, позади завода «Баррикады», и был защищен волжской набережной, но немецкая артиллерия и бомбардировщики располагали примерными сведениями о его местонахождении. В 13.10 в дневнике боев 62-й армии появилась следующая запись: «Два блиндажа армейского командного пункта разрушены. Одного офицера присыпало землей, но его ноги остались снаружи. Мы смогли его откопать».

Чуйков вспоминал мрачную картину происходившего тогда: «Командные и наблюдательные пункты полков и дивизий разбивались снарядами и бомбами. Многие командиры погибли. На командном пункте армии погибло 30 человек. Охрана штаба армии не успевала откапывать людей из разбитых блиндажей». Командование 62-й армии все больше теряло контроль над ситуацией. Но в этот критический момент Чуйков отправил остатки роты охраны армейского КП на помощь Жолудеву.

Александр Чуйков рассказывает: «Мой отец вспоминал некоторые душераздирающие эпизоды из того дня с мрачным юмором. Напряжение было поистине невыносимым. Был случай, когда бомба весом в тонну упала около его блиндажа. Прогремел взрыв такой силы, что он потерял сознание. Когда он пришел в себя, то первое время не мог видеть. Он ощущал, что его присыпало землей, и чувствовал запах дыма. Его первой мыслью было: «Я жив!» А второй: «Где-то поблизости есть бутылка водки». Он начал ощупывать пространство вокруг. Неожиданно он услышал голос:

– Что ты ищешь? – Это был Крылов.

– Так, кое-что.

– Ты ищешь водку, – настаивал Крылов.

– Хорошо… да.

– Не трудись, – ответил его начальник штаба. – Я только что ее прикончил».

Вскоре после 15.00 Жолудев, его комиссар Щербина и дивизионный политработник были откопаны. Ракицкий вспоминает: «Было поразительным видеть их выбравшимися живыми наружу. Я хорошо знал Щербину и спросил его, каково им пришлось. Щербина обладал великолепным чувством юмора и всегда старался поднять настроение своим бойцам. Но это стало насущной необходимостью для него, пока они оставались под землей, наполовину похороненные среди обломков.

Жолудев начал терять мужество. «Я не ожидал, что могу погибнуть так, – сказал он, – похороненный в собственном блиндаже». Щербина попытался поднять его дух и возразил: «Сейчас не время для похорон, мы продолжим сражаться!» Его слова были восприняты без энтузиазма. Но тут Щербину охватил счастливый порыв вдохновения. Его новая шутка прошлась по беспомощному политработнику: «Ты будешь доволен. Все последние две недели мы старались увильнуть от твоих чертовых лекций. Но теперь ты заполучил публику, которая никуда не денется».

«Мы все расхохотались, – рассказывал Щербина. – И в этот миг мы решили, что не можем позволить себе задохнуться, что должны выстоять. Мы начали петь:

Любо, братцы, любо,

Любо, братцы, жить.

С нашим атаманом

Не приходится тужить…

Звук собственного пения заставил нас понять, что и под обломками мы все еще живы».

Время радости от того, что Жолудев и его товарищи были спасены из разрушенного бункера, было недолгим. Ракицкий продолжает: «Я проговорил со Щербиной несколько минут, когда мы услышали треск пулемета. Несколько немцев появилось на вершине оврага. Враг подступал, чтобы покончить с нами. Вокруг творилась полная неразбериха: раненые отползали за кустарники, чтобы найти убежище, другие бойцы карабкались вверх по оврагу, чтобы разобраться с немцами. Мы услышали предостерегающий крик: «Их все больше!»

Жолудев, еще отчасти потрясенный, подозвал меня. «Ракицкий, – сказал он, – возьми Сутырина [начальника штаба], сформируй штурмовую группу и разберись с этим. Вы должны выгнать их отсюда!»

Было 15.25. Небольшой отряд был собран из состава дивизионного штаба и роты охраны армейского КП.

«Мы оказались на вершине оврага как раз вовремя, – рассказывает Ракицкий. – Немцы находились лишь в тридцати метрах от нас. Их было три группы: около двадцати в центре и по пять с флангов. Сутырин быстро скомандовал нам: «Стреляйте на ходу! Вперед, гвардейцы!» Мы сосредоточили весь наш огонь на флангах, затем устремились к центральной группе, соревнуясь с ними в скорости. Я помню, как Сутырин рядом со мной выхватил винтовку у солдата, проткнул немца штыком и отбросил его назад. Шел свирепый бой, но мы сумели покончить с ними».

Сутырин был тяжело ранен. «Он отполз в овраг, и наши медики пытались спасти его, – вспоминает Ракицкий. – Но это не принесло результата. Умирая, он, казалось, был уже где-то далеко от нас. «Товарищи, – сказал он тихим голосом. – Я желаю вам счастья».

Оборона больше не была сколь-либо эффективно согласованной. Когда Жолудев был засыпан в своем блиндаже и его узлы связи вышли из строя, армейский КП пытался связаться с разбросанными частями его дивизии. Но это оказалось почти невыполнимой задачей. Одна из телефонных линий была на короткое время