Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии - Майкл К. Джонс

отдельных выстрелов, был лишь звенящий, грохочущий шум. Сидя в окопе, среди этого громыхания, ты чувствовал, что никто не может остаться в живых – и вокруг тебя, и позади тебя, что все истреблено этой страшной бомбардировкой».

Сначала немецкая авиация выход за выходом отбомбилась по русским позициям, затем по ним заработали их артиллерия и минометы. «Был солнечный день, – вспоминал Чуйков, – но дым и пыль были видны на сотни метров. Наши блиндажи тряслись и обрушивались, подобно карточным домикам».

Это должно было стать окончательной проверкой на прочность для защитников Сталинграда. Джон Эриксон описывал грозное начало этого дня: «Наступление, ознаменовавшееся самым колоссальным напряжением боев, которое видел Сталинград, началось в 8.00 в понедельник 14 октября 1942 года: пять немецких дивизий, три пехотные и две танковые, триста танков с мощной воздушной поддержкой продвигались сплошной стеной из стали и огня к Промышленному району, чтобы прорваться к Волге всей своей сокрушительной массой и покончить с 62-й армией раз и навсегда».

Ракицкий отмечает: «Мне запомнилась атмосфера на дивизионном КП. Мы готовились всю ночь. Солдаты собирали различные типы гранат, раскладывали бутылки с зажигательной смесью и точили ножи. Жолудев сказал нам: «Нам пришлось выдвинуть нашу передовую вплотную к врагу, в ста пятидесяти метрах от немецких позиций. Но будет жарко: нам нужно быть еще ближе. Мы подготовили передовые позиции в пятидесяти метрах от немцев. Когда начнется бомбардировка, я собираюсь приказать нашим полкам снова идти вперед. На таком расстоянии они не поразят нас ни бомбами, ни снарядами из страха попасть по собственным войскам. Нам нужно защитить наших ребят».

Это было тактическим нововведением Чуйкова размещать свои войска столь близко к немецким, насколько это возможно. «Нашим принципом было вцепляться в горло врага, – рассказывает Мережко, – и удерживать его около себя. Только так мы могли выжить». Но когда началась бомбардировка, немцы прибегли к усовершенствованной тактике, поднимая ставки в борьбе. Их самолеты начали бомбить русских с чрезвычайной точностью и меткостью. Майор Хоззел, командовавший немецкими пикирующими бомбардировщиками, описывал их новый метод: «Нам пришлось вести высокоточное бомбометание, чтобы избежать опасности попадания по нашим войскам, продвинувшимся слишком близко к назначенной нам цели. Мы не могли рисковать, осуществляя атаку пикирующими бомбардировщиками с высоты 4000 метров из-за широкого диапазона рассеивания [бомб]. Нам пришлось пикировать под углом, выпуская бомбы прямо над крышами. Мы были вынуждены сбрасывать бомбы на цель, словно отправляли в печь караваи хлеба, когда один самолет ориентировался на другого».

Немцы задействовали специальные тяжелые бомбы, применявшиеся против танков, и устанавливали задержку на взрывателях так, чтобы они успевали пройти через крыши зданий и блиндажей. Хоззел так описывал происшедшее: «Подобно нанизыванию жемчуга на нить, один самолет следовал за другим с интервалом в несколько секунд, сбрасывая бомбы вдоль цели. Ни один из них не промазал».

Эта новая тактика оказалась очень эффективной. Мережко рассказывает: «Немецкая бомбардировка по заводам оказалась абсолютно сокрушительной. На сто метров и дальше от передовой все было разнесено в клочья. Наши позиции пребывали в страшном хаосе: везде были разбросаны кирпичи, балки и фрагменты рельсов».

После полутора часов ужасной бомбардировки немецкие танки и пехота приготовились продвигаться вперед. «Незадолго до 8.00 к нам позвонили из армейского КП, – вспоминает Ракицкий. – На проводе был Мережко. Он предупредил нас, что враг сосредоточился у наших позиций и его атака неизбежна».

Однако среди этого ужаса сохранялась поразительная решимость противостоять врагу. «Камни взрывались от сыпавшихся с неба бомб, – продолжает Ракицкий. – Плавилось железо. Нас окружали огонь и смерть. Немцы не верили, что кто-то сумеет выжить. Но когда враг приблизился, наши бойцы вылезли из блиндажей и укрытий, бросая бутылки с зажигательной смесью и стреляя в них из своих «ласточкиных гнезд».

Это было удивительным моментом. Связь вдоль передовой была нарушена: телефонный кабель был разорван и радиопередатчики не работали, потому что постоянно тряслись от взрывов. Но совершенно спонтанно каждый, кто остался жив, начал ожесточенно сражаться с немцами. «Казалось, что наша оборона была смята, – добавляет Мережко, – но как только их танки и пехота продвинулись вперед, каждый камень, каждая развалина и каждый овраг ожили. Начались страшные бои за Тракторный завод».

Хоззел был в шоке, его бомбардировщики растерли в порошок линии обороны русских, однако продвигающаяся немецкая пехота столкнулась со «свирепыми контратаками, как будто ничего не случилось, как будто мы сбрасывали игрушки вместо бомб».

Первая атака была отбита. Немцы перегруппировались и незадолго до десяти утра атаковали снова. Заработала их тяжелая артиллерия. «Они наступали и наступали, постоянно проверяя на прочность наши линии обороны», – вспоминает Ракицкий. Затем немцы прорвались, их танки «утюжили» окопы. Немецкие пулеметчики просочились в глубь русских позиций. Мощь их атаки была слишком велика. Полковые командные пункты были окружены врагом. Но русские части продолжали сражаться в окружении.

Военные историки разглядели в штурме 14 октября применение грубой таранной тактики. Однако на самом деле немцы готовились к нему с удивительным искусством, нацелив свои силы на ключевые дивизионные командные пункты защитников города и их армейский КП за линией фронта.

Это стало возможным благодаря тщательному перехвату русских радиосигналов. Здесь немцы были на голову выше своих противников в подготовке и знаниях. Руководитель войск связи 6-й армии полковник Вильгельм Арнольд обладал хорошо оснащенной группой радиоперехвата. «Мы использовали мощные радиоприемники для поиска частот русских передатчиков, – отмечает Арнольд. – Однажды определив, мы могли контролировать радиоканалы их армии».

Мережко рассказывает: «Мы неохотно использовали радиосвязь. Немцы обладали возможностями определить место нахождения наших передатчиков и, ориентируясь на них, наносили прямые артиллерийские и авиационные удары. Но 14 октября у нас не было выбора. Телефонный кабель расплавился от бомбардировок, а интенсивность боев не позволяла связистам протянуть его вновь».

Защитники города подготовили резервную систему связи со своими разрозненными силами. «Кабельная связь с нашими частями нарушена, – отмечалось в журнале боев 62-й армии, – поэтому нам пришлось перейти на радиосвязь». Запасные радиостанции были задействованы поздно утром и действовали с восточного берега Волги.

«Управление войсками осуществлялось главным образом по радио: с утра были включены запасные рации, размещенные на левом берегу Волги, – писал Чуйков. – Туда мы посылали свои распоряжения по радио, а оттуда передавали обратно через Волгу на правый берег частям».

Немцы предвидели, что случится подобное. «Впервые за время битвы враг применил против нас бомбы весом в одну тонну, – вспоминает Мережко. – Немцы намеревались сбросить их прямо на наши важнейшие командные пункты».

Вскоре после полудня враг нанес удар. КП 308-й дивизии полковника Гуртьева на заводе «Баррикады» попал под интенсивный прицельный огонь немецких тяжелых и многоствольных минометов. Блиндаж был полностью разрушен. Тринадцать или