Сталинград. Как состоялся триумф Красной Армии - Майкл К. Джонс

прибыл с пополнением и стабилизировал ситуацию. Он с боями прорвался к нам и спас нас. Поступки, подобные этому, создавали атмосферу чрезвычайного доверия, и, оглядываясь назад, никто не хотел других командиров».

Простая, но властная идея укоренилась среди защитников Орловки. «Мы ощущали свой моральный долг продолжать борьбу, – рассказывает Туров. – Нас не заставляли делать это. Немцы были устрашающими противниками, их армия была исключительно дисциплинированной и хорошо подготовленной. Но они захватывали нашу землю».

Решимость противостоять врагу укрепилась после одного на первый взгляд незначительного боевого эпизода. «Говоря откровенно, нас сначала смущали новобранцы, полученные из Центральной Азии, – продолжает Туров. – Мы не чувствовали, что можем положиться на них в столь напряженной битве. В этом не было их вины: они были слабо подготовлены и плохо говорили по-русски. В моем батальоне было несколько татар. Они были всего лишь подростками, а смотрелись даже моложе. Я не знал, что делать с ними. Однажды я увидел, как они делили хлеб между собой. И это было так трогательно – они вели себя, как маленькие дети. Но нам нужно было противостоять немцам!»

Но затем произошло нечто значительное.

«Я был с Андрющенко, когда молодой паренек из Казахстана появился с донесением, – вспоминает Туров. – Он был подростком, который едва говорил по-русски. Он был бронебойщиком, но его противотанковое ружье было уничтожено и остатки части погибли. Тяжело раненный, с переломами обеих ног, он тем не менее дополз до командного пункта. Он с трудом находил нужные слова, жестикулируя руками, но в его голосе безошибочно слышалась гордость, вопреки тому ужасному состоянию, в котором он пребывал. Он сумел рассказать нам, что он уничтожил три немецких танка. Затем он умер прямо на наших глазах. На несколько минут повисла абсолютная тишина. Люди были до того ошеломлены, что не могли говорить. Через несколько часов все наши бойцы уже знали об этом мальчике из Казахстана. Наши русские бойцы теперь отказались от своих предубеждений. Каждый солдат, находившийся среди нас, хотел почтить его память. Это было чем-то вроде общей безмолвной клятвы: мы не позволим немцам прорваться».

Паулюс собрал превосходящие силы в попытке окончательно уничтожить Орловский выступ. На его защитников со всех сторон наступало несколько немецких дивизий. 1 октября остатки бригады Андрющенко оказались полностью окружены. Их положение было совершенно безнадежным. В бригаде осталось всего пятьсот солдат, и им отчаянно не хватало боеприпасов. Но эти бойцы продолжали сражаться еще неделю, привязав к себе мощную группировку вражеских танков и пехоты в решающий момент битвы.

Мережко рассказывает: «Фашисты атаковали Андрющенко с севера, запада и юга. Они обладали подавляющим преимуществом в танках и в пехоте и почти безраздельно господствовали в воздухе. Бои были крайне кровопролитными. Паулюс начал штурм 29 сентября, ожидая, что сумеет быстро покончить с выступом и развернуть войска перед Тракторным заводом. Если бы ему удалось сделать это раньше, чем у нас появилась возможность ввести пополнения, я не думаю, что мы смогли бы удержать линию обороны. Но небольшая группа защитников Орловки смогла продолжать сопротивление около десяти дней, не позволив врагу достигнуть Тракторного завода ранее 7 октября. К этому времени у нас появилась свежая дивизия, 37-я гвардейская генерала Жолудева, которая встала у них на пути. В этот критический момент нас спас героизм бригады Андрющенко».

Несколько бойцов из бригады Андрющенко в конце концов вырвались из окружения и смогли вернуться в Спартановку. Превосходящие силы немцев, вопреки всем вероятностям, не смогли добиться ожидаемого результата.

Баланс сил

Смелость Андрющенко и его бойцов выиграла Чуйкову драгоценное время. «Паулюс дорого заплатил за свой план уничтожить выступ одним ударом», – с мрачным удовлетворением отмечал командующий 62-й армией. Тем не менее 3 октября 1942 года советская газета «Красная Звезда» предостерегала: «Враг подтягивает все больше пополнений к Сталинграду, и его давление возрастает с каждым днем. Наступил самый решительный этап битвы. Наши бойцы должны держаться до конца, им больше некуда отступать».

В верхней части газетного листа цитировались слова русского военачальника Александра Суворова: «Делай на войне то, что враг считает невозможным».

Бои становились все более жесткими, поскольку солдаты с обеих сторон понимали, что стоит на кону. 10 октября обер-лейтенант немецкой армии К. Х. Шумахер писал в Германию, выражая соболезнования вдове недавно убитого солдата из его батальона: «Здесь, на подступах к Сталинграду, бои стали особенно кровопролитными. Но мы все убеждены в необходимости этой борьбы, мы все знаем, что наши люди не будут свободны, пока большевизм не будет глубоко похоронен».

12 октября артиллерист Красной Армии Николай Данилов писал своей возлюбленной, Марии: «Бои здесь еще ожесточеннее, чем раньше. Но я думаю, что полное поражение немцев случится именно здесь… Каждый день мы истощаем жизненные силы врага. Вчера я шел вдоль передовой, пытаясь сформулировать, как складываются вещи. Со мной были замечательные парни. Они сражаются так отважно. Мы все хотим удержаться в этом городе Сталинграде. Это так много для нас значит».

Теперь немцы мрачно признавали стойкость защитников Сталинграда. Их предыдущие попытки взять город потерпели поражение. Наступление, начавшееся 14 сентября, с самого начала заглохло. Дальнейшие атаки превосходящими силами 22 и 27 сентября отбросили русских назад, но не оказались решающими. В течение следующих дней немцы столкнулись с решимостью и волей к сопротивлению, которой они не ожидали. И теперь они обрушили на нее всю свою мощь. Ганс Мирочински, солдат 295-й дивизии 6-й армии, говорил откровенно: «Впервые русские внушили нам уважение. В сентябре их положение выглядело безнадежным, но они решительно взяли себя в руки».

Выражаясь стратегическими терминами, немцы теперь были вынуждены пойти на серьезный риск. Убрав столь значительное количество войск с фланговых позиций на Дону в Калмыцкой степи, они становились уязвимыми для контратаки. Наиболее компетентный командующий Вермахта Манштейн выделяет опасность их позиции, отмечая, что они излишне положились на более слабые армии союзников Германии: «Главная ударная сила группы армий «Б» – 4-я танковая и 6-я армии – теперь увязла в боях в районе Сталинграда и в самом Сталинграде. Оборона же глубокого северного фланга этой группы в районе реки Дон была поручена 3-й румынской, одной итальянской и одной венгерской армиям. Гитлер должен был знать, что даже за Доном армии союзников не будут в состоянии противостоять серьезному советскому наступлению. Сказанное относится и к 4-й румынской армии, которой он доверил защиту правого открытого фланга 4-й танковой армии [на юге]».

Время теперь решало все. Как подчеркивал Манштейн, попытка взять Сталинград в данном сражении, когда фланги оставались столь слабыми и растянутыми, «была на определенный, непродолжительный период времени, видимо, допустима».