Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

На 1-е отделение устава – «об управлении семинарии» – замечания или общие соображения излагал на бумаге протоиерей И.H. Рождественский. Когда эти соображения прочитал я владыке митрополиту, они ему так понравились, что он приказал напечатать их в журнале «Православное обозрение», где они и помещены за 1865-й год на с. 118–130, под заглавием «Исторические основания благоустроения епархиальных училищ».

На 2-е отделение – «о нравственном воспитании учащихся в семинарии» – замечания излагал священник (после протоиерей) С.И. Зернов.

На отделение 3-е – «об умственном образовании учащихся в семинарии» – писал замечания священник И.M. Богословский-Платонов.

На 4-е и последнее отделение – «об экономическом управлении» – излагал замечания протоиерей П.И. Капустин.

Вот какой отзыв о трудах нашего комитета сделал преосвященный митрополит в письме своем от 17-го сентября 1866 года к обер-прокурору Святейшего Синода графу Д.А. Толстому:

«Комитет сей произвел солидную работу, заключающую в себе довольно основательных соображений».

У меня до сих пор хранится список с замечаний Московского комитета на устав духовных семинарий.

В 1866 году напечатан был, с разрешения обер-прокурора Святейшего Синода, в Петербургской Синодальной типографии Свод мнений относительно устава духовных семинарий, проектированного комитетом 1860–62 гг., представленных преосвященными архиереями и временными комитетами, учрежденными при духовно-учебных заведениях, и выраженных в печати.

К удивленно, в этом своде мнений не встречается ни одного мнения ни Петербургской, ни Московской академических конференций.

21-го марта писал мне из Петербурга А. Н. Муравьев, которого я просил походатайствовать пред обер-прокурором Святейшего Синода o содействии к распространению моего издания палеографических снимков между высшими и средними духовно-учебными заведениями:

«Приношу благодарность и за дорогой ваш труд, и за дорогую для меня память. Я уже писал к Ахматову о том, нельзя ли будет взять несколько экземпляров. Не знаю, будет ли успех, ибо он очень скуп. Но если владыка напишет хотя одно слово, то непременно сделается. Не церемоньтесь сказать.

Поклонитесь от меня земно владыке и скажите, что я уже не смею ему писать, потому что на три мои письма к нему нет ответа еще с декабря месяца.

Простите, кланяйтесь и собрату вашему (т.e. преосвященному Леониду), и пусть ожидает меня в день, когда скотинушку в поля выгоняют…

Остаюсь с душевным уважением…»

Поручение его превосходительства к владыке митрополиту я, разумеется, исполнил, и вот что по этому поводу изволил написать владыка Андрею Николаевичу от 30-го марта:

«…Не опасаюсь, что вы не с миром примете меня, хотя и дошел до меня упрек, одетый в смирение, если ли не в скромную иронию. Ибо слово “не смею” есть чуждая одежда для мысли: не следует писать неотвечающему. Как бы то ни было, приемлю и ничтоже вопреки глаголю.

Осудите меня и помилуйте. Уменьшите мне лет и прибавьте сил: может быть, и буду исправен, чего, впрочем, никогда не достигал, всегда видя, что от меня требуется более, нежели успеваю, могу и умею»[141].

28-го числа – это был Великий четверг – между мною и преосвященным Леонидом произошло некое истинно дружеское пререкание. На Страстной неделе мы разделили с ним служения в Успенском соборе. Я желал совершить утром в Великий пяток омовение святых мощей, чувствуя между тем простуду в теле, a преосвященному предоставлял отправить вечерню. Но его преосвященство, ввиду моей болезни, утром в четверток пишет мне:

«Милость Божия помогла мне сегодня; надеюсь, и завтра поможет. Пожалуйста, поберегите себя. Переход из собора в собор и открытые двери могут быть для вас небезопасны. Если вы мне благословите, я охотно рад идти и на омовение, и к вечерне. Об утрени в субботу поговорим завтра вечером. На омовение мантия не нужна, a старое какое-нибудь облачение».

Между тем я, не думая, что болезнь моя усилится, все-таки желал совершить омовение мощей и потому писал своему возлюбленному собрату:

«Искренно благодарю вас за вашу братскую готовность заменить меня завтрашний день в служении. Но мое здоровье в настоящую минуту, по милости Божией, довольно удовлетворительно, и потому я прошу вас покорно предоставить мне исправить в соборе если не оба служения, то, по крайней мере, одно – утреннее. Что же касается до утрени в субботу, то я братски прошу вас не беспокоиться насчет сего служения; разве только внезапное какое-нибудь препятствие встретится мне к совершению этого служения: тогда я не замедлю уведомить вас».

На это преосвященный снова пишет мне:

«Не следует ли мне продолжить спор? Не мне ли идти на омовение, а вам на вечерню? По милости Божией, я не принимал никаких возбудительных лекарств, a ваши потогоны и натирания подвергают вас опасности. За вечернею же вы испытаете себя и войдете в дело постепенно. Как после этих строк решитесь, прошу уведомить в половине осьмого утра. Покойной ночи с Господом».

Но ночью под Великий пяток простуда моя до того усилилась, что я послал доложить его преосвященству, что я не только ехать в собор к какому бы то ни было богослужению, но и в свою монастырскую церковь выйти не могу…

Омовение мощей, из-за которого y нас происходило пререкание, совершалось таким образом.

В Великий пяток утром архиерей, пришед в Успенский собор, облачается во время благовеста в алтаре во все священные одежды. 3aтем, приняв кадило и окадив части святых мощей, расположенные на престоле, раздает их властям, a сам берет на главу крест царя Константина и, вышедши из алтаря, полагает крест, a также и мощи на уготованном среди церкви столе. Потом архиереи и прочие власти идут с крестами при колокольном звоне в Благовещенский собор, где на столе положены в серебряных ковчегах мощи разных святых, принесенные в древние времена благочестивым русским архиереем царям с Востока греческими иерархами в благословение. Окадив окрест стола святые мощи, архиерей раздает их властям и священникам, и идут с ними в Успенский собор, и полагает их на уготованный там стол вместе с упомянутой выше святыней. Затем начинаются часы Великого пятка, и по окончании их совершается малое освящение воды. После отпуска архиерей омывает губою, напоенною святой водою, все части мощей, лежащие на столе, и потом мощи святителей Московских, почивающие в раках. По окончании всего части мощей, принесенные из Благовещенского собора, возвращаются назад с такою же процессией, с какой принесены были в Успенский собор.

31-е число – день Светлого Христова Воскресения. Простудная болезнь едва не лишила меня утешения быть в столь торжественный день в храме Божием. Но благодаря энергическим мерам, принятым против этой болезни искусным врачом В. И. Рахмановым, я