Происхождение видов путем естественного отбора - Чарльз Роберт Дарвин

были в продолжение долгого времени занимать их настоящие области. Поэтому сэр Ч. Ляйель задает вопрос и ожидает получить на него до некоторой степени основательный ответ, почему тюлени и летучие мыши не дали на этих островах потомства, годного для жизни на суше. Но тюлени неизбежно должны были бы превратиться сначала в хищных наземных животных значительной величины, а летучие мыши – в наземных насекомоядных животных; для первых не оказалось бы добычи, летучим мышам на пищу пошли бы наземные насекомые, но сами они сделались бы преимущественной добычей гадов и птиц, которые первыми поселяются и изобилуют на большинстве океанических островов. Последовательные изменения в строении, на каждой стадии полезные для изменяющегося вида, могут быть таковыми только при известных условиях. Строго наземное животное, случайно добывая корм в мелкой воде, затем в реках и озерах, наконец могло бы превратиться в настолько водное животное, чтобы жить в открытом океане. Но тюлени не могли бы найти на океанических островах условий, благоприятных для их постепенного превращения в наземную форму. Летучие же мыши, как ранее указано, вероятно, приобрели крылья, сначала перепархивая в воздухе с ветки на ветку, подобно так называемым летающим белкам, как для того, чтобы избежать врагов, так и для того, чтобы избежать падения; но раз способность летать была приобретена, она уже никогда не превратилась бы, по крайней мере для вышеуказанных целей, в менее полезную способность перепархивания с ветки на ветку. Конечно, крылья летучих мышей, подобно крыльям птиц, могли бы или значительно сократиться, или совсем утратиться от неупотребления; но в таком случае было бы необходимо, чтобы эти животные прежде всего приобрели способность к быстрому бегу по земле исключительно при помощи задних ног для того, чтобы конкурировать с птицами и другими наземными животными; а для такого изменения летучая мышь удивительно малопригодна. Эти предположения сделаны исключительно с тем, чтобы показать, что переходные особенности строения, благоприятные в каждой стадии, очень сложного характера и что нет ничего удивительного, если какая-нибудь переходная форма не встречается в том или другом случае.

Наконец, не один автор ставил вопрос, почему у некоторых животных умственные способности развиты более, чем у других, тогда как такое развитие должно бы быть полезно для всех. Почему обезьяны не приобрели силы мышления человека? Это можно приписать разным причинам, но так как все они сводятся к догадкам и их относительная вероятность не может быть оценена, то бесполезно останавливаться на этом. Строго определенного ответа на последний вопрос нельзя ожидать, так как никто не может разрешить даже более простого вопроса, почему из двух рас дикарей одна достигла более высокой степени цивилизации, нежели другая; а это, очевидно, предполагает увеличение мозговой деятельности.

Возвратимся теперь к другим возражениям м-ра Майварта. Насекомые часто приобретают в качестве покровительствующих особенностей сходство с различными предметами, как, например, с зелеными или опавшими листьями, сухими сучками, кусочками лишаев, цветами, иглами, экскрементами птиц и живыми насекомыми – к последнему я еще возвращусь позднее. Это сходство часто бывает поразительно близко и, не ограничиваясь окраской, распространяется на форму и даже на манеру держать себя. Гусеницы, свешивающиеся неподвижно, подобно сухой веточке, с кустарника, на котором кормятся, служат превосходным примером подобного сходства. Случаи подражания таким предметам, как экскременты птиц, редки и исключительны. По этому поводу м-р Майварт замечает следующее: «Так как, согласно теории Дарвина, существует постоянное стремление к неограниченной изменяемости и так как малейшие зарождающиеся изменения происходят во всех направлениях, то они должны стремиться нейтрализовать друг друга и с самого начала образовать такие нестойкие изменения, что трудно и даже невозможно понять, как такие неограниченные колебания бесконечно малых зачатков могут когда бы то ни было привести к сходству с листом, тростником или каким-нибудь другим предметом, выраженному в достаточной мере для того, чтобы естественный отбор мог подчинить их своему влиянию и развить далее».

Но во всех предыдущих случаях насекомые уже в своем первоначальном состоянии, без сомнения, представляли общее случайное сходство с каким-либо обыкновенным предметом среди окружающей их обстановки. Это вовсе нельзя считать невероятным, принимая во внимание почти бесконечное количество окружающих предметов и разницу в форме и окраске существующих насекомых. Так как общее сходство необходимо для начала, нам становится понятным, почему крупные и высокоорганизованные животные не походят (насколько я знаю, за исключением одной рыбы) в целях покровительствующего сходства на определенные предметы, а только на обычную окружающую их поверхность, да и то лишь по окраске. Если принять, что на долю одного из насекомых случайно выпало некоторое сходство с сухим сучком или опавшим листом и что это насекомое изменяется в разных направлениях, то, конечно, все те изменения, которые делают его более всего похожим на такой предмет и благоприятствуют его сокрытию, будут сохраняться, тогда как другие изменения будут ослабевать и наконец совсем исчезнут. Если же эти изменения сделают насекомое вообще мало похожим на подражаемый предмет, то и они исчезнут. Возражение м-ра Майварта, однако, имело бы силу, если бы нам удалось объяснить вышеприведенное сходство без помощи естественного отбора, просто путем неопределенной изменчивости; так же как дело обстоит, оно не имеет значения.

Не могу я также придавать значения затруднению, которое м-р Майварт встречает в «последних степенях совершенства мимикрии», как, например, в приводимом м-ром Уоллесом случае с палочковидным насекомым Ceroxylus laceratus, похожим на «палочку, покрытую ползучим мхом или Jungermannia». Сходство это так велико, что один туземец Даяк утверждал, что листообразные выросты представляют собой действительно мох. Насекомые служат добычей для птиц и других врагов, чье зрение, конечно, острее нашего, и любая степень сходства, помогающая насекомому не быть замеченным или обнаруженным, способствует его охранению, а чем сходство полнее, тем лучше для насекомого. Изучая характер видовых отличий в той группе, к которой принадлежит вышеупомянутый Ceroxylus, мы не находим ничего невероятного, что это насекомое изменялось со стороны неправильностей его поверхности, которые приобрели более или менее зеленую окраску, потому что во всякой группе признаки, различные в разных видах, наиболее склонны изменяться, тогда как родовые, т. е. общие всем видам, наиболее постоянны.

Альфред Рассел Уоллес. Фотостудия London Stereoscopic and Photographic Company, ок. 1895

Гренландский кит – одно из самых замечательных животных на свете, и так называемый китовый ус представляет одну из его наиболее выдающихся особенностей. Китовый ус состоит из ряда пластинок, которые, находясь приблизительно в числе 300 на каждой стороне верхней челюсти, расположены поперек относительно продольной оси ротовой полости. Около главного ряда находится несколько добавочных. Концы и внутренние края пластинок расщеплены в крепкие щетины, которые покрывают все огромное