Хорошо подготовленный разум - Lady Khali

в точности, как я сказал. Карта ожила, отображая подробную карту Хогвартса. Он пробежался по ней глазами, останавливаясь на Северусе Снейпе, который естественно обнаружился в своей личной лаборатории.

— Откуда она у тебя?

— Это Карта Мародеров.

— Неужели ее создали совместно Петтигрю, Блэк, Люпин и твой отец? — спросил он удивленно.

— На самом деле, я склоняюсь к мысли, что идея ее создания принадлежала Сириусу Блэку, но зачаровал ее Ремус Люпин. Мой отец, Сириус и Петтигрю просто исследовали замок и наносили все на карту.

— Поразительно, — прошептал он, изучая свои апартаменты и кабинет, в котором находился Аластор Моуди, точно там, где у Барти стоял чемодан с семью отделениями.

— Не вздумайте ставить эксперименты над моей картой, — сказал я, когда заметил исследовательский интерес у него в глазах, присущий Равенкловцам.

— Всего несколько заклинаний.

— Нет. Если вы хотите точно знать, как она работает, я напишу Сириусу. Уверен, что он может выведать нужные чары у Люпина.

Барти заколебался, его пальцы подрагивали от нетерпения.

— Ладно. О чем ты так хотел поговорить, — он скастовал Тempus, — в три тридцать утра?

— Извините, Профессор. Я не смотрел на время. Мы можем поговорить об этом позже, если вам так угодно.

— Все хорошо, Поттер.

— В ту ночь, когда вы дали мне книгу по Окклюменции, мой разум, в очередной раз, был подвергнут ментальному воздействию.

Он фыркнул.

— Ясно, — сухо сказал Крауч.

— Это сделал Дамблдор. Сразу после того, как они объявили чемпионов. В это время я пытался медитировать в общей спальне, и неожиданно мне удалось погрузиться в свое сознание. Эта медитация позволила мне отделить собственные воспоминания от тех, что мне навязали. И тогда я понял, как изменилась моя личность под влиянием тех воспоминаний, что он (Дамблдор — прим. переводчика) постоянно добавлял в мою память. И настоящий я, и… — я замолчал, не зная, как правильно объяснить, что произошло.

— Великий Мерлин, — выдохнул он.

— Я записал все, что смог понять. Там есть все, — сказал я, указывая на тетради. — И то, что я заметил в себе, и то, что я прочел в библиотеке. Все, что мне удалось собрать. Я хочу, чтобы вы это прочли, а потом сказали мне, это игра моего воображения или моя личность действительно подвергалась воздействию легилимента?

Покатав палочку между пальцами, Барти испытующе посмотрел на меня.

— Ты понимаешь, Поттер, что я верен Темному Лорду, — сказал он, закатав левый рукав и показывая татуировку змеи с черепом на своей руке. — Метка не приживается, если ты не полностью уверен в клятве. Ты не можешь заставить кого-то под империусом нанести ее против его воли. Ты понял?

Я напряженно посмотрел на темную метку и кивнул.

— Да, сэр.

— А почему ты спрашиваешь меня? Почему не Грейнджер или Блэка?

— Потому что, несмотря на все, что я рассказал ей, Гермиона все еще верит, что Дамблдор, если не хороший человек, то и не полный мерзавец. Перед тем, как моя мать подала на развод, у моих родителей было зеркало воли. В список возможных опекунов они включили сначала друг друга, затем последовательно Сириуса, Петтигрю, Марлен Маккиннон, Дамблдора и МакГонагалл. Дамблдор был их исполнителем. После подачи на развод мама отказалась от него, как от исполнителя и изменила список предполагаемых опекунов. — Я закрыл глаза, заставляя себя продолжить. — Она убрала из списка всех прежних претендентов. Моего отца, Сириуса, Дамблдора — всех, но я не верю, что она рассказала кому-нибудь о своем новом завещании.

— Странно.

— Вы рассказывали мне об этом на одном из наших первых уроков. Когда дело доходит до опекунства или завещания, Министерство Магии следует маггловскому закону. Никто не знал, что случилось в ту ночь, кроме меня и Волдеморта. Он был развоплощен, а я был слишком мал, чтобы рассказать правду. Все, что поведал Дамблдор общественности, придумал он сам. И никто не посмел возразить ему. Дамблдор назначил себя моим опекуном, в соответствии с завещанием моего отца, а меня отдал сводной сестре моей матери, вернее, оставил на пороге ее дома как бутылку молока.

— Родной сестре, — поправил меня Барти.

— Сводной. Мама приложила схему генеалогического древа своей семьи к завещанию, но это не имеет никакого значения теперь. По закону, если один из родителей не предъявляет других претендентов, опекунство над несовершеннолетним ребенком переходит к лицам, назначенным вторым родителем ребенка. Завещание моего отца вступило в силу раньше, чем завещание моей матери.

Барти потер подбородок.

— Продолжай.

— Дамблдор всем говорил, что моя мать умерла позже отца, а значит, ее воля должна была стать приоритетной, так как после смерти отца опекунство перешло ей. Дамблдор мог претендовать на опекунство только если ее новая воля и новое завещание "потеряны". Наверное, он предполагал, что моя мать могла изменить свою волю и завещание после подачи на развод, поэтому солгал всем, что ее новое завещание исчезло, а потом сжег компрометирующие документы, чтобы беспрепятственно управлять мной.

Он присвистнул.

— Это практически теория заговора, Поттер. Теперь я начинаю верить, что ты «избранный». Однажды, ты станешь великим волшебником, но должны пройти годы учебы и упорного труда, прежде чем ты действительно станешь им. А пока что, ты просто политически ценная фигура, не более того. И то, только если пророчество является истинным. Но ты ведь сам сказал, что это не так.

— Я знаю, что упускаю что-то важное, но что именно, не знаю наверняка. Мой отец своим выбором хранителя тайны сделал Сириуса практически бесполезным для Дамблдора, поэтому тот решил посадить моего крестного, одного из своих верных приспешников, в Азкабан, без суда и следствия. Кроме того, если бы Сириуса судили за убийство тех магглов, он бы признался во всем под Веритасерумом, и это вторая причина, почему его так поспешно засадили в Азкабан.

Сбитый с толку ЛжеМоуди сморщил лоб. Видя его недоумение, я решил пояснить свою мысль.

— Дело в том, что Марлен Маккиннон умерла за несколько месяцев до моих родителей, — сказал я, — а Питер, на время ареста Сириуса, был якобы уже мертв. Если убрать Сириуса из игры, опека переходит к Дамблдору. Пока он незаконно держал Сириуса в тюрьме, мог спокойно контролировать всю мою жизнь. Но Сириус отказывается замечать это. Он по-прежнему поет дифирамбы Дамблдору. Я знаю, что они поддерживают связь. Я не могу спросить Сириуса о чем-нибудь важном, потому что на девяносто девять процентов уверен, что он все расскажет Дамблдору. Если я хотя бы наполовину прав, то меня, скорее всего, либо убьют, либо посадят за убийство Квиррела. Я не могу пойти на такой риск.

Он сцепил пальцы в замок, рассматривая