Хорошо подготовленный разум - Lady Khali

Лорда после нашего первого урока по Окклюменции. Он сказал, что каждый змееуст думает на родном языке, то есть, на языке змей. Лидс сказал то же самое. Для тебя первым родным языком является парсельтанг, а вторым — английский. Поэтому ты подсознательно думаешь на нем.

— Вот почему я этого не замечал, — сказал я ошеломленно. — Когда я разрушал фальшивые воспоминания, их было легко обнаружить: они были похожи на заплатки на настоящих воспоминаниях.

Я закрыл глаза, вспоминая свое первое упражнение в Окклюменции и странное чувство, которое я ощутил, когда просматривал свои воспоминания, позже названные мной «фальшивые воспоминания Дамблдора».

— Используйте на мне Legilimens, — сказал я взволнованно.

— Что?

— Просто сделайте это. Вы сами все поймете.

Со скептическим выражением на лице, Барти направил палочку на меня и пробормотал нужное заклинание. Я почувствовал, что Барти вторгается в мой разум и опустил свои ментальные щиты, если можно так называть мои слабые барьеры, показывая ему воспоминания о Хэллоуин, на первом курсе.

…Квиррел вбежал в Большой Зал и заорал что-то о Тролле. Началось столпотворение…

Барти осторожно коснулся заплатки и отступил.

Я быстро заморгал, вынырнув из воспоминания.

— Странно, — пробормотал он, качая головой. — Такое странное ощущение. Я мог видеть и слышать все вокруг себя, но твои мысли были совершенно непонятными мне. Это нормально. Единственный раз, когда я понял твои мысли, это когда ты сообщил мне, что знаешь о том, что я не настоящий Моуди. Затем, они изменились. Ты волновался за Грейнджер. Думал, что никто не станет искать ее в туалете и не найдет. Что ты единственный, кто знает, где она.

Еще один кусочек паззла встал на место.

— Если я покажу вам все свои воспоминания, вы сможете определить, когда мои мысли менялись с парсельтанга на английский язык.

— Да. Как и сейчас… К Гекате, Поттер. Он делал это. Он действительно делал это. Как ты все это понял?

— Я просмотрел свои воспоминания, потом старые издания Ежедневного Пророка, и указы Визенгамота.

— Кто еще знает об этом, кроме Грейнджер?

— Вы. Гермиона знает не все. Она поймала меня, когда я записывал теорию об Ордене Феникса, но я не рассказывал ей ничего сверх того.

— Ты записывал все свои исследования в библиотеке?

Я кивнул.

— Я проверял наличие портретов и накладывал чары, которым вы меня учили.

— Я говорил тебе, что эти заклинания — защита от дураков, — сказал он. Глаза у него были дикими от тревоги, а пальцы сжимали палочку так, словно он был готов проклясть меня в любую секунду.

— Никто не поймал меня.

— Да что ты знаешь. Маленький глупый… — он умолк и сделал глубокий вдох, успокаиваясь. Безумный блеск в его глазах исчез. — Если Дамблдор подозревает, что ты узнал, он либо наложит на тебя Оbliviate, либо уже сфабриковал опровергающие доказательства. Он поставил слишком много на свою репутацию, — произнес он с отвращением, — чтобы позволить какому-то сопляку подмочить ее. Ты понимаешь, насколько это безумно звучит? Альбус Дамблдор пойман с поличным своим учеником.

— Я сомневаюсь, что я первый в школе, кто раскусил его.

Он нахмурился.

— А разве был кто-то еще?

— Когда мистер Риддл сказал, что Дамблдор никогда ему не нравился, прозвучало это так, будто он прознал про какие-то его темные делишки.

— И правильно, но не думаю, что он еще тогда проделывал нечто подобное. И с каких это пор ты такой вежливый по отношению к Темному Лорду?

— Время течет — все меняется.

— Так и есть. — Он побарабанил пальцами по столу. — Излишне говорить тебе, как это опасно, но я, все-равно, скажу. В своих заметках ты называл Дамблдора добрым диктатором. Он совсем не добрый. Учти также, что Министерство считает его твоим опекуном, а это значит, что он может делать с тобой все, что пожелает, за исключением твоего открытого убийства; на все возражения и вопросы он ответит, что он был в своих правах, и все будут верить ему, потому что он Альбус Дамблдор. Если он не убьет тебя лично, то подстроит все, как несчастный случай или смерть от рук Пожирателей. Обучая тебя Окклюменции, возможно, я сделал все только хуже. Раньше он бы использовал Легилименцию, чтобы заставить тебя поступать, как ему хочется. Теперь он не может действовать открыто, и это ставит тебя в еще более опасное положение. Боюсь, единственное, что удерживает его от немедленной расправы над тобой, это его вера, что я Аластор Моуди. Готов поспорить, ты заметил, что я знаю биографию Моуди и его характер вполне прилично.

— Да, сэр, — сказал я, гадая, с чего бы это, он добровольно стал делиться информацией.

— Аластор Моуди закончил Хогвартс вместе с моим отцом. Они поступили в Академию Авроров вместе и были напарниками тридцать пять лет. Он мой крестный отец. — Мои глаза расширились от удивления. — Я провел большую часть детства, бегая за ним и подражая ему, начиная от того, как он приглаживал волосы, и, заканчивая тем, как он говорил. Мы перестали разговаривать друг с другом примерно в то время, когда я закончил Хогвартс, но наши отношения были натянутыми еще тогда. — Горечь прозвучала в его голосе. — Он всегда вставал на сторону отца. Несмотря на это, настоящий Аластор Моуди доверяет Дамблдору, но не безоговорочно. Если бы он когда-нибудь узнал, что Дамблдор незаконно использует магию на несовершеннолетнем, он бы бросил Дамблдора в Азкабан быстрее, чем тот успел бы сказать квиддич.

— Вы угрожали ему Азкабаном в ту ночь, когда я сорвался, потому что реальный Моуди сделал бы тоже самое.

— Вот именно. В общем, у тебя есть только два варианта: отстранить Дамблдора от опекунства или бежать к Темному Лорду. Конечно, ты всегда сможешь вернуться к варианту ручного мальчика Дамблдора.

— Я пас, — сухо сказал я.

— Я подумаю. — Барти вернулся к моим последним записям. — Самое худшее — это твое расщепление личности.

— Это больше, чем расщепление. Если я не получу своевременную помощь, и я имею в виду квалифицированную помощь мастера-легилимента, то вскоре либо сойду с ума, либо покончу жизнь самоубийством.

— Сколько тебе осталось?

— Два месяца, если мне повезет.

Он потер глаза.

— Ты не дотянешь и до третьего тура.

— Нет, — согласился я. — Я думал выскользнуть из замка через камин в «Трех Метлах» и попасть в больницу Св. Мунго, но они не станут лечить меня без разрешения опекуна, чего Дамблдор никогда не допустит. — Я закусил щеку изнутри.

Я рассмотрел все варианты, проанализировав свою ситуацию от и до ad nauseum (лат.), но надо смотреть правде в глаза — я всего лишь четырнадцатилетний пацан. Я многому научился