Цель поэзии. Статьи, рецензии, заметки, выступления - Алексей Давидович Алёхин

что было до тебя. Но вот ведь какой парадокс: чтобы все забыть – надо все это знать! Хотя бы для того, чтобы не повторяться. На самом деле не только. Поэзия непрерывный процесс, и новое в ней вырастает из старого, отталкиваясь от старого. Ведь почему начинающий стихотворец обычно поначалу изобретает велосипед? Потому что даже если мало что читал, оно все равно разлито в воздухе: в беллетристике, в песенном масскульте, просто в языке, даже в газете. И тем распространеннее, чем проще и банальней. Потому опыты «девственных» стихотворцев редко бывают удачными – как правило, они извлекают из окружающего шума и повторяют банальности. А также то, что им показалось эффектным и красивым. Но и начать с чистого листа невозможно – потому что он до тебя уже весь исписан, начиная со «Слова о полку…». Ты лишь свою строчечку пытаешься докарябать. А претензии на полную смену, ну, побросав всех с парохода современности, оказываются задним числом либо несостоятельными, либо, на поверку, продолжением все того же вечного текста.

Выходит, в идеале нужно знать как можно глубже, но на момент написания в определенной мере от этого абстрагироваться?

В момент написания надо жить внутри своего произведения, вот что важно. А все остальное – лишь обступающий тебя фон. Если же ты на него без конца оглядываешься, получается такая филологическая поэзия. Очень культурная, но мало что добавляющая по существу.

А как вы пишете? Возвращаетесь к текстам, дорабатываете? Или они появляются с ходу, за один раз?

Медленно. Случается, одно стихотворение пишешь года два. Коротенькое. Они по-разному пишутся. Есть, конечно, которые довольно быстро написались, даже в течение дня. Таких очень мало. А в основном они как бы постепенно растут, когда поэтическая идея, замысел, уже возник, он в голове сидит и постепенно там растет, как дерево. Вообще-то я об этом писал уже, у меня была в «Арионе» статья о поэтическом замысле.

Да, читала.

Там я этот процесс, понятное дело, со своего опыта списывал. Кстати, очень хорошо описал это дело Гандлевский в «Метафизике поэтической кухни» – одно из лучших, на мой взгляд, сочинений о том, как пишутся стихи. Он там начинает с того, что возникает «обаятельный и многообещающий» «словесный оборот», будущая строчка. Это и есть поэтический замысел. Вот он крутится там в голове. Притягивает к себе другие слова, «далековатые понятия». Только у меня это происходит очень медленно.

Как раз из ваших рассуждений о замысле у меня возник вопрос: как вам удается возвращаться спустя время в «ткань» стихотворения? Не убивает ли длительное написание первоначального импульса?

Мне возвращаться не надо. Оно как заноза в голове. Иногда год сидит. Но это у всех по-разному.

И они для вас не умирают?

Да я их не могу из головы вытащить. Они там живут и мучают – ну, в смысле радуют. Хотя что-то, конечно, выпало и пропало навсегда. Значит, было неживым.

А вы же не сразу пришли к верлибру? Сначала, наверно, как и все, писали силлаботоникой?

Силлаботоникой, тоникой, да. Был даже такой период – раешник очень приглянулся. А в какой-то момент я понял, что мое – верлибр. Это был реальный житейский миг, я описал его в одной давней беседе в «Интерпоэзии».

Я читала, как вы шли и цельную картину увидели…

Да, по Арбату шел зимой, а там мальчишка в сапожной будке сидел и читал «Трех мушкетеров»…

Но это не мгновенно. Наверное, к тому моменту вы уже просто были готовы изменить поэтику.

Конечно. Я перед тем год мучился. Одно стихотворение начал ямбом, а кончил верлибром. Ну, в общем, в какой-то момент понял, что то, что хочу написать, написать можно только верлибром. И с тех пор в основном так пишу. Хотя у меня в каждой книжке одна-две силлабо-тонические вещицы попадаются.

А что сформировало вас как поэта? Говорю, естественно, не только о прочитанном, почерпнутом в литературном мире, так как считаю, что творческую личность не может сформировать только непосредственная сфера деятельности. Это должны быть как минимум другие виды искусства. Или же некие события, встреченные люди, путешествия. Слышала, кстати, что вы любите путешествовать. Как этот опыт преломляется в творчестве?

Какие из искусств повлияли?

Ну, давайте из искусств.

Я почему спросил. Изначально-то, как у всех, – «особое отношение к жизни». Ну, тебе кажется, что оно такое особое… Вот, мальчик первый раз влюбился в девочку, и это нечто совершенно небывалое, и он так остро чувствует жизнь, что лопнет, если не запечатлеет в стихотворении. А помимо (это-то – само собой), и даже раньше… ну, идешь, там, по улице… какой-то свет мерцает через деревья… тени по асфальту ползут… и жизнь кажется огромной, величиной с мироздание… в общем, впечатление, которое хочется выразить.

А из искусств для меня самыми важными, пожалуй, оказались живопись и джаз. Если бы у меня был слух, я б, наверное, захотел стать джазовым музыкантом. А если бы умел рисовать – художником. Хотя я и театр люблю, и балет, и классическую музыку… Но завидую на самом деле вот этим двум. На счастье, поэзия дает возможность приложиться и к тому и к другому отчасти. Знаете, если условно все написанное разделить… У меня такой жанр поэтических путешествий есть, «Записки бумажного змея», не совсем проза, не совсем стихи, так они для меня скорее живопись. А остальные стихи кажутся чем-то ближе к джазу – по возможности перехода от вариации к вариации, когда основную тему держишь в голове… В общем, эдакий мой личный эквивалент несостоявшегося джаза.

Они по духу напоминают джаз.

Ну да, что-то такое. Хотя у меня и стихи о джазе есть. Кажется, у Михаила Бутова есть такой сайт стихов про джаз, и он туда несколько моих вставил.

В общем, музыка и живопись со мной всю жизнь. Меня ведь отец совсем маленьким начал на выставки водить. Поразившим открытием стали импрессионисты, конечно. Симфоническую музыку он дома с пластинок слушал, и я с ним иногда. А классе в седьмом у меня появился джаз – по «Голосу Америки», на пластинках на ребрах, на обычных…

Пластинки… У меня тоже дома проигрыватель, виниловые пластинки. С детства…

Да я сдуру все их выкинул. Вернее, раздал… А сейчас продаются замечательные проигрыватели для этих пластинок, но не вернешь. У меня теперь довольно большая фонотека в цифре. Но я эти диски редко слушаю, разве что когда с женой в машине еду. Понимаете, музыка,