Цель поэзии. Статьи, рецензии, заметки, выступления - Алексей Давидович Алёхин

она все-таки только в концертном зале живет, несмотря на все чудеса звукозаписи. Вот как и стихи – на бумаге, а не в Интернете. Интернет – полезное подспорье для поэзии, но не место ее существования.

Кстати, я искала в Интернете и не нашла – хотелось что-нибудь прочитать о вашем детстве, о семье, о том, как вы начинали.

Разве это интересно? Ну, я москвич. Родился у Никитских Ворот в особняке, который до революции принадлежал моим предкам по материнской линии. Они были промышленниками. Дом стоял напротив церкви Большого Вознесения, мои дедушка с бабушкой там венчались, не только Пушкин. Но к тому времени, как я родился, понятно, это была уже коммунальная квартира. Правда, наш второй этаж населяли только родственники, близкие и подальше. А отец мой – ученый-технарь, он из Воронежа. Его мать была из интеллигентной еврейской семьи адвокатов, а отец попроще, мастер на какой-то фабричке не то в мастерской Зингера. Оттуда отец сбежал строить Магнитку, приписав себе пару лет в анкете. Юного слесаря заметили, оценили и отправили учиться в Москву. Это был классический интеллигент, доктор наук, великий читатель, немножко мечтатель. Мое, конечно, оттуда. Но и предки матери все были инженеры, не просто промышленники. Обожали искусство, держали ложи в Малом театре, в МХТ, в Консерватории. Близким их другом был Шаляпин – его любимое кресло из бабушкиной гостиной досталось мне, я в нем сижу. По линии деда были и художники. Словом, культурная семья. И вот, значит, я у Никитских Ворот жил, учился в школе, сочинял стихи.

С детства, да?

Сколько помню. Читать я рано выучился. Мой брат, он был на четыре года старше, когда первое полугодие в первом классе кончилось, отдал мне свой букварь, я по нему и выучился. И тогда же примерно стал стихи сочинять. Ну, какие стихи – слова складывать.

Кем вы хотели стать?

Сначала – палеонтологом, динозавров обожал, лет за сорок до «Парка юрского периода». Потом – археологом. А уже всерьез я увлекся астрономией – астрономический кружок, школа при физфаке. У меня не получилось в МГУ поступить и пошел учился на конструктора-оптика, поближе к обсерваториям. Ну а после третьего курса решил все же, что главное – стихи. А поскольку еще со школьных лет печатался в «Комсомолке», занялся журналистикой, довольно свободной профессией, оставлявшей место для литературы. Потом еще журфак МГУ окончил, заочный.

Понятно, что поэта формирует не только то, что ему близко, что он в себя принимает охотно, но и то, что он отторгает, – как бы от противного. Вы же не всеядный человек? Что вам в поэзии или вообще в искусстве не близко, точно не ваше?

Знаете, область искусства – единственная, в которой не только допустим, но и нужен экстремизм. Мне рассказывал мой литературный учитель, что когда был юбилейный вечер Кирсанова, тот в конце вышел, ткнул пальцем в сцену и сказал: «Поэт должен всю жизнь утверждать, например, что вот здесь находится центр мироздания. Центр мира сюда не переместится, но что-то произойдет». То есть в момент, когда пишешь, ты абсолютный экстремист и отвергаешь все, что не укладывается в твое мировидение, в твой способ высказывания. Многие поэты и в остальное время не приемлют ничего непохожего на их собственную манеру и имеют на это право. Или, наоборот, приемлют все, что на них самих похоже, вплоть до эпигонства. Помню, когда «Арион» начинался, первые лет десять, потом этот поток иссяк, мы периодически получали подборки эпигонских стихов под Бродского с приложением копии письма самого Бродского с самыми похвальными отзывами… В общем, поэт в своих оценках может быть экстремистом, потому что это максимальная концентрация на своем способе взаимоотношений с миром и со словом. И в этом смысле ему может чуть ли не все вокруг оказаться чуждым. Но если ты издаешь журнал, то обязан иметь вкус пошире. Поэтому я приемлю очень многое и про каждое напечатанное в журнале за все годы стихотворение могу сказать, почему я его напечатал, что мне в нем показалось интересным, стало эдаким маленьким открытием. Но это совсем не значит, что все эти стихи мне лично как читателю близки.

И все-таки, что вам абсолютно чуждо в современной поэзии? Что вы ни как читатель, ни как редактор не приемлете?

То, что не является поэзией. И особенно то, что является ее имитацией. Помните, у Толстого, художник Михайлов в Италии пишет портрет Анны, и дилетант Вронский тоже, и Михайлову это неприятно, как если бы человек с большой куклой «пришел и сел пред влюбленным и принялся бы ласкать свою куклу, как влюбленный ласкает ту, которую он любит»? Значительная часть того, о чем мы в начале говорили, «актуальная поэзия», такая вот восковая кукла, и она мне не нравится категорически. Ни как читателю, ни как редактору. А с другой стороны, примитивные советско-дилетантские стишки вроде тех, что сочиняет Андрей Дементьев. Такой продукции масса, и для поэзии как искусства она просто оскорбительна. Ее я и в юности на дух не переносил.

А сетевые авторы из числа тех, для кого основная забота – популярность паблика и количество лайков?

Ну, это все самодеятельность. Хотя там порой, очень редко, попадается что-то занятное, но обычно оно не по моему ведомству. Понимаете, это разные вещи. Помню, Вишневский как-то обижался, что я его миниатюры не печатаю. Я говорю: «Володя, у тебя есть замечательные фразы, строчки, афоризмы, я иногда с удовольствием сам читаю, но они не по моей части, это для “Клуба 12 стульев”», – был когда-то в «Литературке» такой юмористический раздел на шестнадцатой полосе, очень остроумный. Так и тут, хотя по иным причинам. За исчезающе малым исключением, стихи в Сети – не по разделу поэзии.

Там механизмы другие.

Совершенно верно. Другие механизмы. Интернет вообще штука очень поверхностная. В том смысле, что предполагает очень поверхностное восприятие. Немножко похоже на публичное выступление – ну, вроде всяких конкурсов поэтических, какие нынче проводят. Там, чтоб победить, важно вызвать немедленную реакцию, ну, смех, например, – это должно быть что-то эффектное, мгновенно воспринимаемое, не предполагающее глубины и дополнительных смыслов. Такие вещи воспринимаются лучше. То же самое Интернет. Это же страничка на экране: посмотрел, ухмыльнулся, поставил лайк и поехал дальше. А настоящее стихотворение так не прочтешь. С ним повозиться надо. Перечитать, а то и вовсе выучить наизусть.

Абсолютно согласна. Кстати, то и другое сейчас часто совмещается: те, кто идет путем «пабликов», к той же аудитории выходят, условно говоря, на перформанс какой-нибудь.