Знакомьтесь, Черчилль - Синклер Маккей

Он знал, что стоит на пороге смерти. Знал он и о том, что его похороны, как чиновника государственного уровня, уже скрупулезно спланированы — хоть сам и отказался принимать в этом активное участие (что, кстати, для него весьма нехарактерно). Частично это объяснялось тем, что организаторы постоянно консультировались с ее величеством королевой. Вполне можно представить (до того момента, как ему потребовался круглосуточный присмотр медсестры), что, глядя на пламя, Черчилль анализировал и оценивал — как истинный историк — свою позицию и ее влияние на ход событий. В последние годы он не раз высказывал помощникам предположение, что мог бы сделать больше, чем сделал; что его огромный опыт еще очень пригодился бы в современном нестабильном мире. Можно представить, как он, глядя на огонь, думает не только об ужасах Второй мировой войны, но и о кровавом конфликте Первой мировой войны, ей предшествовавшей. А может, он вспоминал Судан и Индию и даже еще более давние времена, когда человек еще мог переломить ход битвы?

И вот он здесь, сидит у огня со своей сигарой, в компании ласкового рыжего кота. Что ж, бывают местечки и похуже. Любопытный факт: Черчилль всегда говорил жене, что умрет в тот самый день, в который скончался его отец: 24 января. Так и случилось.

Известие о его смерти вызвало такую реакцию широкой публики, будто она каким-то непостижимым образом знала его лично или по крайней мере имела с ним сильнейшую эмоциональную связь. Люди и правда чувствовали, будто были знакомы с ним. Эту реакцию на печальную весть задала сама ее величество королева Елизавета II, послание которой было адресовано леди Черчилль: «Известие о кончине сэра Уинстона повергло меня и моего супруга в невыразимую скорбь, — писала она. — Мы выражаем глубочайшие соболезнования Вам и Вашей семье. Весь мир стал беднее с утратой его многогранного гения. Сохранение этой страны и братских наций Содружества перед лицом величайшей из всех угрожавших им опасностей станет вечным памятником его лидерству, дальновидности и неукротимому мужеству».

Дань уважения от ведущих политиков была не менее трогательной. «Именно сэр Уинстон, прежде всего он, с его страстной ненавистью ко злу, сплотил нацию в борьбе против тирании, — сказал сэр Александр Дуглас-Хьюм, бывший премьер-министр и лидер Консервативной партии, — и именно он своей силой воли и мужеством изменил баланс войны с поражения на победу».

Премьер-министр Великобритании Гарольд Уилсон отметил значимость Черчилля еще проницательнее и тоньше, назвав его ориентиром для нации и всего мира. «Сэра Уинстона будут оплакивать во всем мире, все, кто ему так многим обязан. Он наконец упокоился после жизни, в которой творил историю, и люди будут помнить эту историю до тех пор, пока они ее учат».

Были и другие сильные слова от старых коллег и товарищей из разных уголков мира. Бывший президент США Гарри Трумэн воспел «бесстрашный дух» Черчилля в «победе над силами зла и тьмы», добавив с великой скорбью: «Он был мне очень хорошим другом». Во Франции президент де Голль, который так много и резко спорил с Черчиллем на протяжении всей войны, заявил, что «все в моей стране, как и я сам, убеждены, что сэр Уинстон… чрезвычайно мощно способствовал спасению французского народа и свободе всего мира. В той великой драме он был самым великим». Генерал отправил отдельное, более эмоциональное личное послание леди Черчилль. «Я вижу в его уходе гибель великого человека, моего товарища по войне и моего друга», — написал он ей.

Сначала «великий человек» будет лежать в Вестминстер-холле, чтобы народ мог подойти к катафалку и отдать ему дань уважения. Как мы видели недавно, когда скончалась ее величество королева Елизавета II, в этом суровом многовековом помещении, посередине которого на помосте в окружении свечей возвышается гроб, царит некая мощная стихия. Это был также один из тех редких исторических моментов, когда — вдали от шума и драмы газет, телевидения, радио и массовых развлечений — раскрывается другая сторона народа.

На протяжении двадцати лет, прошедших после войны, большинство из тех, кто на ней воевал — по всему миру, — очень мало говорили о своем возвращении. Они пытались похоронить свою травму и горе ради покоя и счастья родных. Они не говорили дома о войне. Но в дни, подобные этому, нация, поставившая свои воспоминания на паузу, словно получает шанс на более яркую форму выражения скорби.

В среду, 27 января, после того как премьер-министр и другие высокопоставленные политики отдали дань усопшему, к очереди в Вестминстер-холле присоединились группы бывших солдат. «Искалеченные войной (так в оригинале. — С. М.) в медалях пришли сегодня в Вестминстер-холл, — сообщает газета Coventry Evening Telegraph. — Это была трогательная сцена: некоторых людей в инвалидных колясках везли их друзья. Другие инвалиды шли мимо катафалка под черной драпировкой на костылях или с тростью. Какой-то слепой прошел через зал, держась за плечо друга».

Три дня, пока тело Черчилля лежало в Вестминстер-холле, зал был открыт день и ночь. «В начале пятого, — говорилось в еще одном репортаже, — среди новой публики в очереди в зал начали появляться женщины, направлявшиеся на работу». На дворе стоял 1965 год, это был «свингующий, веселящийся» Лондон, но подавляющее большинство жителей этого огромного «заводного» города по-прежнему жили так же, как сто лет назад. «Они заходили небольшими группками в своих цветных платочках — в кои-то веки прервав свой веселый утренний щебет, — чтобы пройти мимо катафалка». Похоже, Черчилль своей смертью сумел стереть былую классовую вражду.

«Это было похоже на театральные декорации», — вспоминал впоследствии известный актер и режиссер Колин Фревин, которого мальчишкой водили к гробу Черчилля. Очередь из желавших попасть внутрь Вестминстер-холла тянулась аж до южного берега Темзы. Было «темно, холодно и очень торжественно — потрясающий опыт для маленького ребенка». За три дня попрощаться с Черчиллем пришло около 320 тысяч человек.

В день похорон январский холод усилился. В 9:45 утра в субботу, 30 января, железные колокола Биг-Бена вибрировали в замерзшем, наполненном белым туманом воздухе. В Гайд-парке дали салют из девяноста орудий. Гроб Черчилля, поставленный на лафет и задрапированный государственным флагом Соединенного Королевства, вывезли солдаты 2-го батальона Гренадерского гвардейского полка. Перед лафетом шагали 98 военных моряков. Процессия двинулась по улицам на восток, ее замыкали еще сорок военных моряков. Ритм их марша поддерживался барабанщиком Королевского флота. За матросами следовали сын Черчилля Рэндольф, его внук Уинстон и другие члены клана Черчиллей мужского пола. Вдова, дочери и внучки ехали в конных экипажах.

Час спустя процессия поднялась на холм Ладгейт-Хилл, к собору Святого Павла, где гроб ждали носильщики. Среди них были и почетные, которые