Хранители Седых Холмов - Леока Хабарова

боевое седло с колючим горбом дикобраза. Даже полный кретин сообразил бы, что Пятый уже не Пятый вовсе, а опасная, злобная, ненавидящая всех и всё сущность, захватившая могучее молодое тело. Неужели Великий Мастер не видит этого? Как можно быть таким слепым?

— Бери, что дают, — ответствовал Яр.

— Говори да не заговаривайся! — одёрнул Великий Мастер.

Ледорез смерил родного дядьку суровым взглядом. Старый воитель больше не имел над ним власти, но, похоже, продолжал считать его своей собственностью.

Смешно.

— Озвучьте условия, — холодно сказал Яр, — и мы их обсудим.

— Кто это — «мы»? — с ехидцей вопросил «Горыня». — Ауки, русалки да лешие? Кикиморы и василиски? Прочая нечисть?

— Мы — Хранители Седых Холмов, — заявил Яромир, не поведя и бровью. — А вот кто вы такие — большой вопрос.

Удар попал в цель.

Великий Мастер побагровел. Уголок рта «Горыни» едва заметно дёрнулся. Хотеней же подался вперёд.

— Вы отдадите нам Источник, — прошипел он, выпучив рыбьи зенки. — Помрёт от этого Хозяйка или нет — плевать. Вы отдадите его. В противном случае, охранять будет нечего: мы прорвём Рубеж, и я сравняю Холмы с землёй, а Предгорья выжгу калёным железом. Всю нелюдь вырежу до последней твари. Слово Пресветлого князя! Что ты скажешь на это, подлец и предатель? Что скажешь?

Яр выждал паузу. Она вышла долгой и тихой: только пламя хрустело в жаровне да лагерь шумел за пологом.

— Ну? Чего молчишь? — рявкнул Хотеней. — Отвечай!

— Приди и возьми, — спокойно, тихо и уверенно изрёк Ледорез и, развернувшись, небрежно бросил: — На поле брани свидимся.

Дорогу преградил Великий Мастер. Кинжал в его руке не оставлял простора воображению. Со спины же подобрался «Горыня».

— Глупец, — усмехнулся бывший Пятый, и на ладонях его заискрились, потрескивая, морозные сполохи. — Живым ты отсюда не выйдешь.

Яр криво улыбнулся.

— Живым бы я сюда и не пришёл.

«Горыня» спал с лица. Великий Мастер ударил резко, коротко и точно, а Яромир, хмыкнув, дымкой растворился в полумраке.

* * *

По возвращении в тело вышибло дух. Яр захлебнулся первым вдохом, а на глазах от яркой вспышки проступили слёзы. Казалось, башка взорвалась изнутри.

Вот же…

— Воды ему, — скомандовал Благомысл. — Скорее.

Кто-то подал мех.

— Твою же медь… — просипел Яромир, жадно выхлебав добрую половину. — Это всегда так?

— Любое чародейство забирает силу, мой мальчик, — пояснил Благомысл. — А учитывая твою стойкость к магии… Считай, нам очень повезло!

Яр глотнул ещё воды, но больше пролил, чем выпил: бревенчатая хижина, которую он нарёк своею ставкой, заметно покачнулась — изба переступила с одной куриной лапищи на другую.

— Рассказывай. — Гордея Всеокая нависла над ним, уперев руки в бока. Громадный пучок её зловеще колыхнулся, а брови нахмурились.

— У них шесть тысяч, — сказал Яромир и, закрыв глаза, привалился затылком к дощатой стене: голова кружилась немилосердно. — С ними Гильдия, лютоморские йаарлы и ополченцы Перелесья.

— А сколько у нас? — вопросил Лютень. Он обернулся человеком и подпирал плечом дверной косяк. Рядом, сверкая наготой сквозь полупрозрачную робу и подобрав под себя ноги, сидела на сундуке Люсинка. Губы вампирши были красны, точно гранатовый сок.

«Уж не меня ли она пила, пока валялся в отключке?» — подумал Яр, но быстро прогнал эту мысль и сосредоточился на главном.

— И пяти сотен не наберётся, — без обиняков заявил он.

В избе повисла тревожная тишина. Даже Люсинка, и та на миг посмурнела.

— Я отправляюсь в стан, — заявила упырица.

— Без меня никто никуда не отправится, — хрипло одёрнул Яр и снова прикрыл глаза: слишком уж крепко приложило заклинанием. Погань… — Я должен видеть.

Люсинка оскалила зубы в улыбке.

— Мой маленький бычок не доверяет мне? — нарочито сладко промурлыкала она. — И это после всего, что промеж нами было!

Ледорез попытался осадить упырицу взглядом. Получилось плохо: рыжеволосая красавица смолкла, но в изумрудных глазах по-прежнему плясали бесенята. Экая чертовка!

— Забросьте меня туда снова, — велел Яр Благомыслу, но старик замотал головой.

— Никак неможно, мой мальчик! Слишком опасно! Ежели мы повторно извлечём твой дух из тела, ты…

— Забрось. Меня. В стан, — отрезал Яр, чеканя каждое слово. — Невидимым.

— Жить надоело? — взвилась Гордея Всеокая. — Второй раз нам тебя не вытащить. Ты застрянешь в мире духов, дубина!

Яромир зыркнул на менторшу.

— Делайте, что велю. Я должен видеть.

— О-ох! Баран, каких поискать! — закатила глаза Люсинка.

— Рисковый ты, человече, — изрёк Лютень, не меняя позы. — Но что, если взаправду не вернёшься? Магия Аркана — штука коварная.

— Коли не вернусь, примешь командование, — серьёзно ответствовал Яр и велел: — Приступайте.

Гордея и Благомысл принялись за дело. Зажгли столбики чёрных свечей, начертали углём на половицах какие-то каракули, встали промеж знаков и, воздев руки к потолку, скороговоркой зашептали заклинания.

Запахло гарью. Голова поплыла, и Ледорез моргнул, чтобы в глазах не двоилось — не помогло: сознание стремительно мутнело. Последнее, что он видел — выпроставшиеся из круга знаков длани. Сотканные из едкого тёмного дыма, они протянули к нему узловатые пальцы, обмотались вокруг запястий и голеней. Сгребли лохмы на затылке, вынуждая запрокинуть голову.

— Пей, — прозвучал голос Благомысла у самого уха. — Пей мрак и становись мраком.

— Пей мрак и становись мраком, — подхватила Гордея. — Слейся с тенью!

— Мы взываем к тебе… — прошептал Благомысл. — Мы взываем к тебе, сила тьмы и хаоса!

— Аркан! — выпалили чародеи разом, и Яромир ощутил, как в глотку полилась густая горькая жижа.

Он кашлянул, захлёбываясь… и провалился в темноту.

Глава 56

Любо-дорого глядеть на Люсинку, когда она сыта. Вот, как сейчас. Видать, доро́гой упырица полакомилась чьей-то кровью и расцвела, точно черёмуха в мае — щёки её разрумянились, глаза искрились, медные локоны струились по плечам гладким шёлком. Мертвячка раздобыла где-то короткую, расшитую золотом шубку с меховой оторочкой, соболиную муфточку и вся обвешалась цацками: на груди алело манисто, в ушах сверкали крупные рубины, на запястьях позвякивали массивные золотые браслеты. Царица!

Ратники Хотенея благоговейно расступались перед ней, бояричи липли голодными взглядами, отроки заливались краской по самые уши, и Ледорез всерьёз сомневался, что дело исключительно в