Пушкин в Михайловском - Аркадий Моисеевич Гордин

Так иногда лукавый кот,

Жеманный баловень служанки,

За мышью крадется с лежанки:

Украдкой, медленно идет,

Полузажмурясь подступает,

Свернется в ком, хвостом играет,

Разинет когти хитрых лап

И вдруг бедняжку цап-царап.

Столь немудреный сюжет этой поэмы, или «повести в стихах», почерпнут из повседневного усадебного быта, окружавшего поэта.

В написанной позже заметке, вероятно набросках предполагаемого предисловия к отдельному изданию поэмы, Пушкин о ее сюжете сказал: «соблазнительное происшествие, подобное тому, которое случилось недавно в моем соседстве, в Новоржевском уезде».

Какое конкретное происшествие, случившееся в Новоржевском уезде, имеет в виду поэт, определить невозможно, но среди соседей Пушкина по Михайловскому было немало таких, которые могли бы стать прототипами персонажей «Графа Нулина». Быт и нравы новоржевского и опочецкого уездного дворянства были именно такими, какими показал их Пушкин.

Вот, например, упоминавшееся выше семейство Шушериных, владельцев богатого села Ругодева, с которыми были издавна знакомы родители Пушкина. Николай Михайлович Шушерин слыл человеком недалеким и невежественным. Много в нем было тупого самодовольства и самодурства. Он любил окружать себя всякого рода приживалами и гордился перед соседями своими необыкновенно длинными холеными ногтями да псарней. Охота, собаки составляли его главный жизненный интерес. Наталья Николаевна, несколько моложе своего супруга годами, считалась дамой просвещенной, знающей толк во французских романах и одной из первых кокеток в уезде; соседи охотно рассказывали о ней всяческие «соблазнительные» истории. Позже, в 1838 году, Д. В. Философов так охарактеризовал ругодевских обитателей в своем дневнике: «Утром ходил по Новоржеву. После обеда тотчас отправился в Ругодево. Николай Михайлович Шушерин с огромными ногтями и еще огромнейшей семьей собак, из коих одна слепа. Наталья Николаевна – жена его, устаревшая кокетка со множеством портретов»[235].

Постоянно упоминая Шушериных в переписке конца 1820-х – начала 1830-х годов с дочерью Ольгой Сергеевной, Надежда Осиповна и Сергей Львович Пушкины изображают ругодевских помещиков людьми пустыми, скучающими от безделья в своей деревенской глуши и ищущими развлечений: муж – в охоте и собаках, всяких причудах, жена – в приеме гостей и визитах к соседям. В одном из писем Сергей Львович сообщал дочери: «Завтра мы едем к Шушериным – по правде, это тяжелая повинность – не знаю, что бы я дал, чтоб от этого избавиться, но оно необходимо». Несколько позже Надежда Осиповна с возмущением писала: «Весь дом Шушу переберется к нам…»; «…а все этот кривоногий Шушерин, у которого мания являться со всеми своими друзьями, родственниками и знакомыми». К ругодевским знакомым Сергей Львович причисляет и «некую девицу Змееву», дочь богатого псковского помещика, которая «прославилась двумя или тремя приключениями». В то же время Надежда Осиповна рассказывает про помещицу Храповицкую, к которой случайно заехали по дороге в Михайловское и увидели 30-летнюю женщину, разряженную, как на бал, но в 6 часов утра; «платье из гроденапля, причесана в три этажа, были тут косы, букли, ленты, громадный гребень»[236].

Что касается графа Нулина, множество типичных для него черт содержится в приведенных выше выразительных характеристиках, которые дают современники новоржевскому соседу Пушкиных Ивану Матвеевичу Рокотову. Не лишен «нулинских» черт и А. Н. Вульф. Рассказывая в дневнике 6 февраля 1829 года о своем очередном мимолетном увлечении, на этот раз – молоденькой поповной, он замечает, что «сделал посещение ей в роде гр. Нулина»…

Многие другие страницы дневника Вульфа, превосходно знавшего псковские помещичьи нравы, могут также служить убедительным комментарием к «Графу Нулину».

Однако картинами усадебной жизни, столь небывало достоверными, реальными, мастерски написанными, не исчерпывается смысл «Графа Нулина».

В наброске предполагавшегося предисловия к поэме Пушкин рассказал, как зародился ее замысел и как она была написана.

«В конце 1825 года, – рассказывает поэт, – находился я в деревне. Перечитывая „Лукрецию“, довольно слабую поэму Шекспира, я подумал: что, если б Лукреции пришла в голову мысль дать пощечину Тарквинию? быть может, это охладило б его предприимчивость и он со стыдом принужден был отступить? Лукреция б не зарезалась, Публикола[237] не взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те.

Итак, республикою, консулами, диктаторами, Катонами, Кесарем мы обязаны соблазнительному происшествию, подобному тому, которое случилось недавно в моем соседстве, в Новоржевском уезде.

Мысль пародировать историю и Шекспира мне представилась, я не мог воспротивиться двойному искушению и в два утра написал эту повесть».

Этот весьма важный документ позволяет восстановить историю создания и понять глубинный смысл пушкинской повести.

Конец 1825 года. Пушкин «пишет и размышляет». Предметы его творчества и размышлений – современность и история. Впервые поднявшись до подлинной историчности, распространив исторический взгляд не только на прошлое, но и на настоящее, он утверждает в литературе принципы реализма. В своих исканиях и размышлениях обращается к опыту писателей-современников и корифеев прошлого, особенно Шекспира – великого психолога и реалиста, «отца всей новой литературы». И вот, читая и перечитывая Шекспира, Пушкин остановил свое внимание на поэме «Лукреция». Далеко не лучшее произведение гениального драматурга, поэма эта тем не менее теперь, в конце 1825 года, привлекла внимание Пушкина. Это вполне понятно. Его привлек сюжет из истории Древнего Рима и то, как этот сюжет трактован Шекспиром. Пушкин не мог согласиться с тем объяснением исторических событий как цепи случайностей, тем слепым преклонением перед силой случая, которые настойчиво утверждаются в «Лукреции». Коварный Тарквиний совершает насилие над Лукрецией; гордая, целомудренная матрона, не перенеся бесчестья, закалывается; ее муж Коллатин, узнав о случившемся, в бешенстве решается на страшную месть, и в результате следует ряд событий, якобы изменивших ход мировой истории. Случайное происшествие определило судьбы народов мира. Шекспир так и говорит:

Придет пора, когда злосчастный Случай

Все истребит своей рукой могучей.

О Случай, ты всегда родишь напасть.

Не мог Пушкин не увидеть и того, что Шекспир здесь повторяет заблуждения писателей древности. Поэт достаточно хорошо знал историю Рима, сочинения Тита Ливия, Овидия, Тацита. «Анналы» Тацита читал в Михайловском летом 1825 года и делал на них свои замечания.

Вопрос о случайном и закономерном в историческом процессе был настолько актуальным, принципиально важным для Пушкина, ошибочность воззрений автора «Лукреции» была так очевидна, что он не мог остаться равнодушным. Появилась настоятельная потребность возразить на эти наивные взгляды, показать всю их несостоятельность.

Так была подготовлена почва для появления стихотворной повести, высмеивающей наивную веру в то, что пустой случай может стать причиной событий, от которых зависят судьбы народов, решительно отвергающей