Пушкин в Михайловском - Аркадий Моисеевич Гордин

Первый раздел собрания завершался элегией «Андрей Шенье». По словам Б. В. Томашевского, «нетрудно угадать, что в А. Шенье, заключенном в темницу и приговоренном к казни, Пушкин изобразил самого себя»[243]. Он не скрывал аллегорического смысла своей элегии. В начале декабря, узнав о смерти Александра I, поэт писал П. А. Плетневу: «Я пророк, ей-богу пророк! Я Андрея Шенье велю напечатать церковными буквами во имя отца и сына etc.».

А. Шенье – французский поэт и публицист, казненный в 1794 году в возрасте 31 года. Пушкин познакомился с его стихами и биографией вскоре после опубликования их в 1819 году. В 1823 году писал о нем: «Никто более меня не уважает, не любит этого поэта». По своим политическим взглядам Шенье был противником революционной якобинской диктатуры, но в изображении Пушкина он защитник народа, враг тирании, певец свободы. Именно такой Шенье был близок Пушкину и мог стать его героем. Хотя в монологе заключенного в темницу и ожидающего казни Шенье упоминается много конкретных исторических событий, нельзя не согласиться с Б. В. Томашевским, что в нем легко узнаются факты биографии самого Пушкина, заточенного в глухой деревне по злой воле тирана.

Начало монолога Шенье печатать не разрешили. Там между прочим были стихи:

О горе! о безумный сон!

Где вольность и закон? Над нами

Единый властвует топор.

Мы свергнули царей. Убийцу с палачами

Избрали мы в цари. О ужас! о позор!

Но и то, что цензоры пропустили как сочинение историческое, звучало достаточно актуально – в нем и обличение тирании, и вера в торжество законности и свободы. Поэт представал гражданином, борцом, не изменившим своим идеалам под угрозой заточения и самой смерти.

Умолкни, ропот малодушный!

Гордись и радуйся, поэт:

Ты не поник главой послушной

Перед позором наших лет;

Ты презрел мощного злодея;

Твой светоч, грозно пламенея,

Жестоким блеском озарил

Совет правителей бесславных;

Твой бич настигнул их, казнил

Сих палачей самодержавных…

Запрещенные цензурой строфы разошлись в списках. Некоторые из них в 1826 году распространились с заголовком «На 14 декабря». Об этом стало известно властям. Началось следствие, длившееся почти два года и закончившееся в 1828 году учреждением за Пушкиным тайного полицейского надзора.

Выходом 30 декабря 1825 года первого собрания стихотворений закончился для Пушкина этот трагический и героический декабрь, давший наименование целой эпохе русской истории, в которой поэту Александру Пушкину принадлежит столь значительное место.

Год 1826

«Вам решительно говорю не отвечать и не ручаться за меня»

Получив в конце января 1826 года от Плетнева пять экземпляров Собрания своих стихотворений, Пушкин в ответном письме, после строк сердечной благодарности, писал исключительно о том, что неотступно волновало его в эти дни, чем полны были мысли, – о судьбе арестованных друзей и собственной участи. «Что делается у вас в Петербурге? – спрашивал он Плетнева, – я ничего не знаю, все перестали ко мне писать. Верно вы полагаете меня в Нерчинске. Напрасно, я туда не намерен – но неизвестность о людях, с которыми находился в короткой связи, меня мучит. Надеюсь для них на милость царскую. Кстати: не может ли Жуковский узнать, могу ли я надеяться на высочайшее снисхождение, я 6 лет нахожусь в опале, а что ни говори – мне всего 26».

Плетнев и сам советовал Пушкину «не забывать Карамзина и Жуковского», то есть пытаться при их помощи добиться изменения своей участи. Но для этого прежде всего необходимо было свободно и откровенно изъясниться с Жуковским, высказать ему свои намерения, чтобы он мог действовать соответственно с ними. Сделать это по почте не представлялось возможным, приходилось ждать оказии, «верного случая». И при первом же «случае» Пушкин обратился к Жуковскому: «Я не писал к тебе во-первых потому, что мне было не до себя, во-вторых, за неимением верного случая. Вот в чем дело: мудрено мне требовать твоего заступления пред государем; не хочу охмелить тебя в этом пиру. Вероятно правительство удостоверилось, что я заговору не принадлежу и с возмутителями 14 декабря связей политических не имел – но оно в журналах объявило опалу и тем, которые, имея какие-нибудь сведения о заговоре, не объявили о том полиции. Но кто же, кроме полиции и правительства, не знал о нем? О заговоре кричали по всем переулкам, и это одна из причин моей безвинности. Все-таки я от жандарма еще не ушел, легко, может, уличат меня в политических разговорах с каким-нибудь из обвиняемых. А между ими друзей моих довольно… Теперь положим, что правительство и захочет прекратить мою опалу, с ним я готов условиться (буде условия необходимы), но вам решительно говорю не отвечать и не ручаться за меня. Мое будущее поведение зависит от обстоятельств, от обхождения со мною правительства etc… Прежде чем сожжешь это письмо, покажи его Карамзину и посоветуйся с ним».

Жуковский письмо не сжег. Письма Пушкина были для него драгоценны. Они принадлежали истории, и Жуковский берег их как исторические документы.

Из письма Пушкина следовало, что хотя он не был замешан в заговоре, о нем знал. И еще – что он никогда не согласится купить свою свободу любой ценой.

Ходатайствовать за михайловского изгнанника было весьма не просто, однако друзья обещали сделать все возможное.

А между тем в эти тревожные дни имя Пушкина не сходило с уст читающей публики в обеих столицах и далеко за их пределами. Собрание его стихотворений, несмотря на немалую цену, было раскуплено мгновенно. Тираж 1200 экземпляров удовлетворил далеко не всех желающих. Через две недели после выхода сборника А. Я. Булгаков писал из Москвы в Петербург своему брату К. Я. Булгакову: «Здесь раскупили все экземпляры стихотворений Александра Пушкина. Пришли мне экземпляр; хочется посмотреть, что это за хваленые стихи»[244].

В тех же газетах и журналах, где публиковались сведения об «ужасном заговоре» и его участниках, печатались объявления о продаже собрания стихотворений Пушкина и лестные отзывы о них. Так, 5 января 1826 года газета «Русский инвалид» извещала: «Стихотворения Александра Пушкина. 1826. Собрание прелестных безделок, одна другой милее, одна другой очаровательнее. Продаются в магазине И. В. Слёнина у Казанского моста; цена 10 руб., с пересылкою 11 р.».

Уже 27 февраля Плетнев писал в Михайловское: «Стихотворений Александра Пушкина у меня уже нет ни единого экз., с чем его и