Русский Харьков - Станислав Александрович Минаков

шали и английские коттеджи. В этом взгляде было отличие от подходов соседей Кенигов в Шаровке, любивших показную роскошь и помпезность. В Натальевке всё устроено проще, уютней и одновременно – утончённей. И храм был построен, однако, в древнерусском стиле, о чём говорит и тип строения, и его резное убранстве (и даже лесной – дубово-сосново-берёзовый контекст). Хозяин Натальевки самым внимательным образом отнёсся к выбору мастеров при постройке храма: пригласил архитекторов Щусева (35-летнего!) и Рухлядева, скульпторов Конёнкова и Матвеева, художника Савинова. В церкви Всемилостивейшего Спаса заказчик планировал разместить великолепную коллекцию древнерусского искусства и редких икон, которые составляли предмет его особой гордости.

* * *

Что мы навскидку вспомним из работ Алексея Викторовича Щусева? Мавзолей Ленина и здание Казанского вокзала в Москве? «Щусев, несомненно, входит в разряд национальных героев столетия, – пишет исследователь Д. Тумаков, – а его имя связано с зодчеством, как имя Жуковского с авиацией, Павлова – с физиологией, Шаляпина – с русской песней. Совершенно по-русски – размашисто, свежо и самобытно – мыслил Щусев. Его талант по-прежнему сверкает и искрится в его творениях. Щусев не случаен. Многополярность, разностороннесть щусевского творчества – свидетельство широты его мировоззрения, но никак не конъюнктурности. В случае Щусева всегда идёт речь о вчуствовании, никогда – о стилизации…»

Скорей всего, во многом определил щусевское мироощущение опыт восстановления в 1904–1908 гг. древней церкви Святого Василия Великого в Овруче, построенной в XII в. знаменитым архитектором Руси Петром Милонегом, но лежавшей в руинах со времён Батыя. Троицкий храм, построенный Щусевым по заказу епископа Антония в Почаевской лавре (с наружными мозаиками Н. Рериха и паникадилом, подаренным храму императором Николаем II), а также церкви в Москве, Натальевке, Бессарабии, наконец, Троицкий собор в Петербурге составили славу церковного зодчества начала XX столетия. Созданный по проекту Щусева Русский павильон на Международной выставке в Венеции выражал всё тот же магический, провизантийский дух. Следует осознать, сколько усилий отдано русскими зодчими храмам Украины, поглядеть на некоторые архитектурные храмовые детища Щусева, «родичей» Натальевского храма, чтобы понять: духовная Русь неделима. Щусев «является в области архитектуры тем же, кем явились в области живописи Васнецов и Нестеров. Он сумел так художественно возродить русскую старину, что, когда любуешься этим собором с его башнею, величественным куполом, таинственными хорами и переходами, как бы погружаешься в давно минувшие времена, когда Русь воистину была святою, когда она, начиная от палат великокняжеских, представляла собой огромный монастырь, живший по уставам Св. Церкви, строго соблюдавшей заветы преподобных отцев. Плавные линии новгородско-псковского зодчества, словно рассмотренные сквозь изогнутое стекло модерна – этот мотив вдохновлял многих художников на рубеже XIX и XX вв. Щусев хорошо знал древнерусские храмовые прототипы и участвовал в их реставрации. Свою позицию проведения в жизнь любимой им древнерусской стилистики в современных храмовых строениях архитектору приходилось неоднократно отстаивать, например при проектировании храма во имя Преподобного Сергия Радонежского на Куликовом поле.

Молодой архитектор работал над этим проектом в 1900-х и начале 1910-х гг., и примерно в тот же период им были спроектированы церковь в Натальевке и храм Марфо-Мариинской обители в Москве – незаурядные образцы «национальной» ветви модерна в русской архитектуре. Закладка храма на Куликовом поле состоялась в 1913 г., в том же году завершён и натальевский храм.

* * *

Говорят, что знаменитый Сергей Конёнков, вообще-то избегавший общения с меценатами, в 1913 г. в Натальевку прибыл лично, чтобы удостовериться, как резчики справились с его заданием, остался недоволен и сам вырезал распятие на бледно-жёлтом известняке.

У Харитоненко был хороший вкус, и его обращение к скульптору Александру Матвееву было тоже весьма неслучайным. Матвеев, учившийся в Москве и Париже и любивший творчество французского скульптора А. Майоля, работавший некоторый период в мастерской в имении С.И. Мамонтова в Абрамцеве, где оказался под влиянием М.А. Врубеля, входивший с 1907 г. в объединение «Голубая роза», к моменту своего «натальевского периода» был известен статуями для архитектурно-паркового ансамбля виллы Я.Е. Жуковского в Крыму, в Кучук-Кое, а также одним из самых одухотворенных произведений русской мемориальной пластики – надгробием в Тарусе (1910–1912) рано умершего живописца В.Э. Борисова-Мусатова. На западном фронтоне натальевского храма Спаса Всемилостивого под Харьковом Матвеев создал монументальное резное полотно «Преображение» (храм также называется Спасо-Преображенским), обрамлённое растительным орнаментом. Пилястры у входа он украсил 24 розетками с изображениями святых, а стены храма снаружи – резными вставками и двумя горельефами Христа. Уверяли, что один из них Харитоненко привёз для декорации храма из Франции, с аукциона средневековых ценностей.

* * *

Должно быть, в прежние времена состоятельные люди больше осмысливали, переживали свою ответственность перед обществом. Понимали, как великороссы Павел Третьяков, Савва Морозов или малороссы Николай Терещенко и Павел Харитоненко, что следует потрудиться, если угодно, ради своего народа и вечности. Не только «эксплуатировали народ» ради немалой прибыли, но и, как сейчас принято говорить, «создавали рабочие места», а также занимались благотворительностью, строили и наполняли уникальным содержимым (работами современников!) художественные галереи, вкладывали деньги в строительство храмов – в благодарность за милость Божию, правильно ими понимаемую.

Мы можем – с большей или меньшей пристальностью – рассуждать, чего всё это стоило «простым людям». Однако есть неоспоримое: и деревня Натальевка на Харьковщине жива, и храм Спаса Всемилостивого, эта свеча Господня, всё еще стоит посреди слобожанского леса близ реки Мерчик, радуя любого притекающего сюда своей высокой красотой, как сказали бы наши взволнованные пращуры, почти что «горненебесной».

VI

Протоиерей Николай Стеллецкий, харьковский новомученик

В кондаке Соловецким Новомученикам и Исповедникам поется: «Христовою любовию распаляеми, мученицы, и Того крест на рамо вземше, понесли есте, божественне претерпевающе лютость мук, в совершеннем смирении…» Это, без сомнения, следует отнести ко всем нашим новомученикам, о коих справедливо сказано: если когда-нибудь удастся прославить всех русских подвижников XX в., то Русская православная церковь станет Церковью Российских Новомучеников. Есть устойчивое впечатление, что уже становится. Хотя прославлены еще не все.

Поразительные слова – «божественне претерпевающе лютость мук» – мы отнесем и к трагической кончине богослова Николая Стеллецкого, зверски казненного большевиками летом 1919 г.

Кончина о. Николая связана с критическим моментом Гражданской войны, когда Добровольческая армия А. Деникина выбила из Харькова советскую власть, а та вывезла в Сумы заложников, арестованных в течение мая – июня 1919 г. На заседании Харьковского Совета тогда прозвучали слова главного губернского чекиста П. Кина: «В случае, если буржуазный гад поднимет голову, то прежде всего падут головы заложников».

И головы заложников падали и падали – под рукой командира отряда особого назначения, помощника начальника уголовного