Максим Литвинов. От подпольщика до наркома - Вадим Викторович Эрлихман

* * *

В начале 1935 года нацисты преподнесли миру еще один сюрприз – референдум в богатом углем регионе Саар, который после Первой мировой войны был отторгнут от Германии и передан под управление Лиги Наций. 13 января 90 % жителей проголосовали за присоединение к «фатерлянду». Для обсуждения проблемы собрался Совет Лиги, на котором 17 января выступил Литвинов. Именно там прозвучали его знаменитые слова: «Мир неделим… Пора признать, что нет безопасности лишь в собственном мире и спокойствии, если не обеспечен мир соседей – ближних и дальних»[519]. При этом сам референдум он назвал «удачным применением права самоопределения народов» и предложил Лиге смириться с его результатами.

Восприняв успех в Сааре как поощрение, Гитлер 16 марта денонсировал военные статьи Версальского договора, ограничивающие германскую армию численностью 100 тысяч человек, запрещавшую ей иметь авиацию и военно-морской флот. Тогда же он объявил о возобновлении всеобщей воинской обязанности. Французский посол Альфан сразу бросился к Литвинову, ожидая его осуждения, но тот злорадно отослал его к Лавалю, заявив, что именно политика правительств Англии и Франции привела к этому. Он ожидал, что французы поспешат на переговоры в Москву, но первым приехал британский спецпосланник Энтони Иден. До этого они с министром Джоном Саймоном побывали в Берлине, но министр посещать Советский Союз отказался. Полпред в Лондоне Майский по этому поводу писал: «Иден нам выгоднее, чем Саймон, ибо: Иден – восходящая звезда, а Саймон – заходящая, Иден – выдвиженец Болдуина, влиятельный представитель консервативной партии, а Саймон – человек, в сущности никого не представляющий… Наконец, Иден – человек, терпимо относящийся к СССР, а Саймон – наш постоянный враг»[520].

Иден прибыл 28 марта и пробыл в советской столице четыре дня – беседовал со Сталиным, посетил Большой театр и авиазавод в Филях, спустился в еще не открытое метро, но в основном общался с Литвиновым. Сначала он рассказал о своих переговорах с Гитлером: «Его аргументация сводилась в основном к тому, что, мол, коммунизм – это воинствующая мировая религия, что, укрепившись в СССР, он постепенно завоюет мир, что Германия является главным стражем и оплотом «европейской цивилизации» и что поэтому ей должна быть дана возможность надлежащим образом вооружиться»[521]. Литвинов в ответ пересказал позицию советского правительства, которое «не могло оставить без внимания то, что Гитлер писал в своей книге «Майн кампф». Правда, в этой книге Гитлер выдвигает положение – сначала разгромить Францию, а потом уже ударить на Восток. Сейчас Гитлеру угодно говорить, будто он ставит своей задачей сначала разгромить Восток, не договаривая, что потом уже обрушится на Францию. Разница невелика. Агрессивные тенденции Гитлера сейчас, как и раньше, остаются в полной силе»[522].

Литвинов и Энтони Иден в московском метро. (Из открытых источников)

Стороны обсудили также вопросы советско-британских отношений – Иден не имел ничего против их улучшения, но требовал все того же прекращения пропаганды коммунизма в Англии и особенно в ее колониях. В этом его поддержал другой участник переговоров – британский посол в Москве Аретас Экерс-Дуглас, лорд Чилстон, сменивший в 1933 году Эсмонда Ови и настроенный к СССР столь же недружелюбно. Нарком дал в честь Идена обед на даче в Фирсановке, причем присланный из НКИД повар решил блеснуть и вывел на куске масла, поданном к столу, ставшие уже знаменитыми слова «мир неделим», причем на латыни. Когда сели за стол, Идеи в шутку заметил, что масло трогать нельзя, поскольку это нарушит принцип неделимости. Он также обратил внимание, что нарком произнес тост за здоровье британского монарха – похоже, первый в России со времен революции. Литвинов и Советский Союз в целом англичанину понравились, но никаких результатов его визит не принес.

Переговоры с Э. Иденом в НКИД 29 марта 1935 г. (Фото из газеты «Известия»)

Лаваль продолжал тянуть, и 2 апреля Литвинов предупредил министра, что «его колебания хорошо известны… и создают неблагоприятное впечатление» в Советском Союзе. Лаваль наконец решился и 9 апреля сообщил советскому правительству, что готов подписать пакт о взаимопомощи не позже 1 мая. Литвинов в своем ответе предложил дополнить пакт взаимным обязательством о «немедленной военной помощи в случае явной агрессии», не дожидаясь решения Совета Лиги. Определить такую агрессию можно было на основе критериев, которые он изложил в Лиге в феврале 1933 года, хотя тогда они были отвергнуты, как и все советские предложения.

Литвинов и Лаваль встретились в Женеве 18 апреля, чтобы в последний раз обсудить договор. Лаваль сопротивлялся попыткам наркома включить в него гарантии для Прибалтики в случае немецкого нападения, настаивая на том, чтобы договор распространялся только на Францию и Советский Союз. В итоге он согласился на советские условия и 19-го в Париже представил текст договора новому полпреду Владимиру Потемкину[523], который сменил умершего Довгалевского. Оказалось, однако, что Лаваль существенно изменил договор – узнав об этом, Литвинов тут же уехал в Москву, объяснив по возвращении свое поведение в письме Сталину: «Я был взбешен попытками со стороны французов изменить тексты, казавшиеся согласованными». В том же письме он высказал опасение, что «многочисленные противники советско-французского пакта попытаются использовать заминку и нажать на все пружины для срыва пакта. К числу внешних противников пакта в порядке наиболее активного противодействия надо отнести Польшу, Германию, Англию и Италию»[524].

Перед отъездом Литвинов отправил Лавалю письмо, требуя «принять принципиальное решение по вопросу подписания пакта и сообщить об этом мне по телефону в Женеву»[525]. С трудом сохраняя дипломатический политес, он настаивал, что «пакт будет иметь большое политическое значение как фактор, снижающий риск нападения со стороны Германии, Польши и Японии». Подключив к переговорам просоветски настроенного Э. Эррио, нарком сумел «додавить» министра, для которого провал переговоров был равнозначен отставке. 2 мая Лаваль и Потемки подписали окончательный вариант договора. Во втором пункте приложенного к нему протокола говорилось, что пакт о взаимной помощи «никоим образом не аннулирует существующие договорные обязательства, принятые ранее СССР и Францией с третьими странами». Сутью договора была статья 2, в которой стороны обязывались оказать немедленную помощь и поддержку другой стороне, если та станет объектом неспровоцированного нападения третьего европейского государства, тем самым избегая вовлечения Франции в возможный конфликт СССР и Японии.

Протокол подписания договора уточнял, что он может применяться без решения Лиги Наций: «Условлено, что следствием статьи 3 является обязательство каждой договаривающейся стороны оказать немедленно