Максим Литвинов. От подпольщика до наркома - Вадим Викторович Эрлихман

и Советским Союзом как способ «уменьшить значение франко-советского пакта». Надольный обещал доложить об этом в Берлин, но никаких результатов не последовало. Таким образом, Литвинов, будущий борец против пакта с Гитлером, несколькими годами раньше был инициатором похожего пакта. Конечно, с годами его позиция изменилась, да и Гитлер тогда не совершил еще многих своих преступлений. Но если понять, что за основными внешнеполитическими решениями всегда стояла воля не наркома, а Политбюро и конкретно Сталина, можно предположить, что в 1935-м, в отличие от 1939-го, пакт предлагался не всерьез, а лишь для давления на Францию. Если так, то это давление не имело успеха – французский парламент не ратифицировал пакт с СССР до февраля 1936 года, а военное сотрудничество между странами так и не было налажено. К тому же франко-советский союз должен был функционировать через Лигу Наций, а она, как показали ближайшие события, оказалась полностью недееспособной.

Все это показывает, что коллективная безопасность, за которую столько боролся Литвинов в 30-х годах, была всего лишь миражом. Между ведущими странами Европы к тому времени накопилось столько недоверия и взаимных обид, что заставить их отказаться от враждебности друг к другу было практически невозможно. Кроме того, идейная ненависть к коммунизму ослепляла английских и французских политиков, скрывая от них быстро растущую угрозу нацизма. Фашизация и дестабилизация малых стран Европы делала их добровольными помощниками будущей оси Берлин – Рим или ее беспомощными жертвами. Конечно, Советский Союз, претендовавший на роль бескорыстного борца с агрессией, тоже имел свои интересы, но в то время, до завершения индустриализации и перевооружения армии, он был совершенно не заинтересован в войне.

Фото членов советской делегации в Женеве нацисты превратили в антисемитскую карикатуру с подписью: «Бандиты? Нет, советский дипломат, еврей Литвинов-Финкельштейн, в окружении Крестинского, Угарова и Луначарского». (Из открытых источников)

Поведение западных лидеров подрывало не только политику Литвинова, но и надежды руководства СССР на совместное противостояние фашизму. Уже летом 1935 года оно начало искать пути улучшения советско-германских отношений через нового торгпреда в Берлине Давида Канделаки. По поручению Политбюро он завязал переговоры с президентом Рейхсбанка Яльмаром Шахтом, передав через него предложение вернуться к экономическому и военному сотрудничеству. Показательно, что полпреда в Германии Сурица и самого Литвинова об этих переговорах не информировали; как позже сообщал ставший перебежчиком советский разведчик Вальтер Кривицкий, «Сталин направил в Берлин в качестве торгпреда своего личного эмиссара Давида Канделаки с тем, чтобы он, минуя обычные дипломатические каналы, любой ценой вошел в сделку с Гитлером»[535]. Но в начале 1936 года переговоры прервались, а Канделаки был вскоре отозван в Москву и расстрелян. Историк Лев Безыменский подытожил: «Ни на кого из первых лиц рейха Канделаки так и не вышел… Дальше зондажа дело не зашло»[536].

* * *

Беспомощность мер, принятых странами Запада для препятствования агрессии, вновь проявилась в октябре 1935 года, когда итальянская армия вторглась в Эфиопию. С самого начала итальянцы показали, что не собираются применять к «дикарям» цивилизованные методы войны – эфиопскую армию, вооруженную копьями и кремневыми ружьями, бомбили с самолетов, а вскоре в ход пошли и отравляющие газы. Конфликт готовился несколько месяцев, и еще в июне, встречаясь с новым министром иностранных дел Англии Сэмюэлем Хором, Литвинов сказал ему, что рассматривает возможную агрессию как «экзамен» для Лиги Наций. И предупредил, что Москва в случае вторжения в Эфиопию введет против Италии эмбарго даже при отказе других государств сделать это. Выступая в Совете Лиги 5 сентября, он предложил «не останавливаться ни перед какими усилиями и средствами, чтобы предотвратить вооруженный конфликт между двумя членами Лиги»[537].

После начала вторжения Лига создала для изучения ситуации «комитет тринадцати», который 7 октября пришел к выводу, что «итальянское правительство начало войну, игнорируя свои обязательства по статье двенадцатой Пакта Лиги Наций». Затем Ассамблея Лиги подавляющим большинством голосов ввела против Италии экономические санкции – запрет на поставки оружия и стратегического сырья, а также ограничение итальянского импорта. Однако в список запрещенных товаров не вошла, например, нефть, к тому же итальянцы легко могли купить все необходимое в третьих странах – прежде всего в США. Когда Литвинов приехал в Женеву, замещавший его Крестинский 15 октября прислал сообщение, что Политбюро решило присоединиться к санкциям, но пожелало скоординировать этот шаг с другими членами Лиги. Однако на заседании Ассамблеи царили примирительные настроения: Хор и Лаваль стремились окончить конфликт миром, чтобы помещать Муссолини броситься в объятия Гитлера. Именно тогда газеты пустили в ход фразу «умиротворение агрессора», так часто звучавшую в последующие годы.

Литвинов и Б. Штейн в перерыве между заседаниями Лиги Наций. 1935 г. (Из книги В. Сиполса)

Энтони Иден позже вспоминал: «Лаваль сказал, что мы не должны угрожать Муссолини санкциями, которые могут быть расценены как акт войны. Если бы Муссолини, подвергшись блокаде, бомбардировал Мальту или атаковал британский флот, принципы пакта могли бы быть сохранены, но Германия вмешалась бы и взорвала Европу… Лаваль был не в состоянии понять правду о том, что, если бы Муссолини удалось доказать, что с его беззаконием не смирились, Гитлер принял бы это»[538]. В итоге в декабре 1935 года Англия и Франция подписали с итальянцами печально известный пакт Хора – Лаваля. Он отдавал Италии половину эфиопской территории, а остальное признавал ее «сферой влияния». Император Эфиопии Хайле Селассие отказался подписать пакт и продолжил борьбу, но силы были слишком неравны. В мае 1936 года итальянцы взяли Аддис-Абебу и объявили об аннексии Эфиопии.

Новость о предательстве западных лидеров вызвала бурю возмущения, 19 декабря Хор подал в отставку, а в январе за ним последовал Лаваль. После поглощения Эфиопии Лига Наций смирилась с этим и отменила санкции против Италии, но та в следующем году все равно вышла из организации. Литвинов, узнав о пакте Хора-Лаваля, сказал одному из коллег: «Это нарушает принцип Лиги, который гарантирует неприкосновенность всех своих членов и целостность их территории, из-за чего Лига вмешалась в конфликт и ввела санкции. Поэтому Лига не может одобрить такое предложение»[539]. На встрече с Иденом в Женеве 22 января 1936 года он заявил, что Лигу нужно заставить ввести против Италии нефтяные санкции – «тогда Гитлер поймет, что между миролюбивыми нациями существует тесное взаимопонимание», поскольку «Германия уважает только силу»[540].

Но Гитлер понял совсем другое – что «миролюбивые нации» разобщены и не способны противостоять агрессии. В итоге