Максим Литвинов. От подпольщика до наркома - Вадим Викторович Эрлихман

теперь членами Лиги. В этот комитет вошел и Советский Союз, что заставило Литвинова воздержаться от критики западных держав с женевской трибуны. В большой речи 28 сентября он не упомянул Испанию ни единым словом. А вот входившая в советскую делегацию Александра Коллонтай писала тогда в Швецию подруге Эми Лоренсен: «Фаталистический взгляд на мировую обстановку типичен для Женевы. Сердце обливается кровью, когда видишь, как здесь обращаются с Испанией… Страшно. Я просто несчастна и возмущена…»[552]

Законное правительство Испании 27 ноября обратилось к Ассамблее Лиги Наций с требованием поставить вопрос об итало-германской интервенции. Советский Союз поддержал испанского делегата, но решение было отложено. В декабре чрезвычайную сессию Совета по этому поводу все-таки созвали, и там выступил представитель СССР Потемкин. Без литвиновского красноречия, но достаточно убедительно он обрисовал ситуацию: «Если бы речь шла только об агрессии, которой подверглась Испания, состоящая членом Лиги наций, то Совет Лиги должен был бы безотлагательно реагировать и на такой случай согласно Уставу Лиги Наций. Сейчас положение представляется более грозным: в опасности находится мир народов. Соответственно возрастает и ответственность Совета Лиги. Сознавая эту ответственность, Совет Лиги обязан занять позицию, которая позволила бы ему использовать все возможности для скорейшей ликвидации агрессии и предупреждения катастрофы, угрожающей народам мира»[553].

Однако Комитет по невмешательству, находившийся под полным контролем западных стран, продолжал равнодушно смотреть на немецкую и итальянскую помощь националистам. Германия и Япония 25 ноября подписали в Берлине Антикоминтерновский пакт, к которому позже присоединились Италия и ряд других стран. Перед лицом объединения агрессоров противостоящие им государства оставались разделены. Советской дипломатии приходилось использовать немногие оставшиеся возможности для попыток выработки совместной позиции с Западом. Одной из таких возможностей стала конференция по защите судоходства в швейцарском городке Нион, открывшаяся 10 сентября 1937 года. Поскольку итальянские подводные лодки топили суда не только Советского Союза, но и западных стран, последние проявили невиданную доселе решимость.

Телеграмма Литвинова Сталину в связи с предстоящей поездкой на Ассамблею Лиги Наций. 7 сентября 1936 г. (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 564. Л. 117)

Литвинов, возглавивший советскую делегацию, в первый день телеграфировал в НКИД: «Сегодня делались попытки убедить меня отказаться от всякого выступления на конференции. <…> Мотивировка – важно быстро провести конференцию и немедленно приступить к охране Средиземного моря. Я им ответил, что стою тоже за быстроту действий, но что если охрана Средиземного моря начнется на полчаса позже, то никто нас в этом упрекать не будет. Конференция была созвана без консультации с нами, и мы не можем, как статисты, молча выслушать речь председателя без определения отношения моего правительства к проблемам, связанным с конференцией… Я раскритиковал пункт об уничтожении подводных лодок только в случае несоблюдения Лондонской конвенции, которая имела в виду военное, а не мирное время. Я охарактеризовал это предложение как «гуманизацию войны в мирное время», ибо весь смысл в том, чтобы подлодки предоставляли возможность командам спасаться. Я также указал, что это путь подготовки легализации войны и признания прав воюющей стороны за Франко. Мои возражения вызвали сильную растерянность и смущение среди англичан, которые признали, что я затронул большой принципиальный вопрос»[554].

Уже 11 сентября Литвинов послал новую телеграмму: «Многие из моих возражений в тексте учтены, и особенно выпукло отмечено непризнание прав воюющих сторон». Участники конференции приняли соглашение о том, что торговые суда других государств, следующие в испанские порты, должны сопровождаться военными кораблями. Эта мера оказалась действенной – к маю 1938 года пиратские нападения прекратились.

Пока шла война в Испании, заполыхал Дальний Восток. В июле 1937 года после очередной провокации японские войска перешли границу, проходившую тогда возле Пекина, и заняли этот город. В декабре они захватили китайскую столицу Нанкин, где была устроена чудовищная резня. Однако взять под контроль весь Китай захватчикам не удалось. Против них объединились прежде враждовавшие гоминьдановцы и коммунисты. В том же году был подписан советско-китайский договор о ненападении, по которому Китай получил финансовую и военную помощь. В сентябре 1937-го туда для борьбы с японской авиацией отправились советские летчики.

В ноябре 1937 года в Брюсселе Лига Наций созвала конференцию в связи с японской агрессией в Китае. Литвинов присутствовал на ней и произнес вступительную речь. Приехавший с ним Потемкин сообщал в Москву, что Англия, Франция и США могут пойти на «демонстрацию силы» против Японии, но пытаются убедить Советский Союз проявить инициативу. Никакой «демонстрации» в итоге не состоялось, а 24 ноября конференция в своей декларации беспомощно призвала Китай и Японию «прекратить враждебные действия и прибегнуть к мирным методам». Тогда же, 25 ноября, Литвинов получил от Майского из Лондона телеграмму о том, что новый британский премьер Невилл Чемберлен и его сторонники «составляют в кабинете группу, решившую сделать «генеральную попытку» договориться с Германией и Италией, не стесняясь разными «лигонационными предрассудками» и «сентиментальными соображениями» в отношении Чехословакии и Испании. <…> Английскому послу в Берлине Гендерсону было поручено выяснить, согласен ли Гитлер встретиться с Галифаксом. Гитлер ответил положительно»[555].

Конференция девяти держав в Брюсселе в ноябре 1937 г. (Из открытых источников)

Это стало новым ударом по усилиям Литвинова, о чем он в конце ноября с горечью говорил французскому послу Кулондру. Секретарь посольства передал в Париж общую суть разговора: «Советское правительство продолжает придерживаться принципов, которые не переставало отстаивать на протяжении всех последних лет: силам, которые хотят сохранить мир, необходимо образовать коалицию, организоваться, чтобы преградить путь агрессорам. Московская Кассандра продолжает призывать к энергичным действиям, с которыми нельзя медлить ни часу, но она видит, что никто не прислушивается к ее словам и чувствует, что никто им не доверяет, поэтому голос ее мало-помалу становится слабее, а тон все более горестным»[556]. Его разочарование усилилось еще больше, когда в апреле 1938 года премьером Франции вместо Блюма снова стал Даладье – слабый и нерешительный политик, не скрывавший, как и Чемберлен, намерения договориться с Германией.

Война в Китае сделала японское нападение на Советский Союз еще более вероятным, однако Литвинов по-прежнему считал, что главная угроза находится в Европе. В декабре 1937 года он дал американскому журналисту Дж. Уитекеру интервью по поводу ситуации на Дальнем Востоке, где говорилось: «Антикоминтерновский пакт – это угроза отнюдь не только Советскому Союзу, а в первую очередь Франции и Англии. Идеология мало значит для фашистских разбойников. Гитлер милитаризировал рейх и встал на путь грубого гангстеризма Муссолини и японцы идут за