Максим Литвинов. От подпольщика до наркома - Вадим Викторович Эрлихман

Наций. Тем же вечером, однако, он предупредил Политбюро, что будущему пакту будут всячески препятствовать как Германия, так и Польша, упомянув в этой связи Бека, который «продолжает вести бешеную агитацию против нашего вступления в Лигу и против предлагаемых нами пактов»[486]. Но первые плоды соглашение уже принесло – 9 июня нарком подписал с министрами иностранных дел Чехословакии и Румынии протоколы об установлении дипломатических отношений с СССР.

Во время обсуждения пакта во французском правительстве министр колоний Пьер Лаваль[487] высказался против него, предложив заключить соглашение с Германией вместо союза с Россией, который принес бы Франции «Коминтерн и красный флаг». Еще до этого, в июле, Барту посетил Лондон, пытаясь добиться поддержки пакта, но министр иностранных дел Джон Саймон дал ему понять, что включение России в систему европейской безопасности он считает «не слишком желательным шагом». Однако, поразмыслив, министр понял, что из-за позиции Польши и Германии «Восточный Локарно» не имеет шансов на успех, и в туманных выражениях согласился его поддержать.

Устав от этого дипломатического пустословия, Литвинов стал более решительно склонять Германию к участию в пакте, используя в качестве посредника итальянского посла в Москве. В сентябре тот сообщил советнику немецкого посольства Фрицу фон Твардовскому, что в случае несогласия немцев будет немедленно заключен франко-советский пакт. Гитлер в свою очередь возобновил давление на Польшу. 27 августа он пригласил к себе польского посла Юзефа Липского и заявил, что и Варшаве, и Берлину угрожает политика Советского Союза, который вот-вот потерпит поражение от японцев и неминуемо попытается взять реванш на западе. «Ни у Польши, ни у Германии нет причин служить щитом для России», – заявил фюрер. И тут же предложил, чтобы обе страны воздержались от участия в Восточном пакте. На вопрос об отношении польского правительства к этому пакту Липский ответил: «Оно было негативным с самого начала и осталось таким»[488].

Фактическая кончина Восточного пакта открыла дорогу к франко-советскому соглашению, но французы настаивали, что оно должно быть заключено через механизмы Лиги Наций, а СССР все еще не был ее членом. Литвинов никак не мог добиться от советского руководства одобрения этого шага и 30 июля сказал министру иностранных дел Эстонии Ю. Сельямаа, что голоса в Политбюро «разделились примерно поровну»[489]. Ему все же удалось доказать, что без этого соглашение с Францией невозможно, и 15 сентября Москва приняла официальное приглашение стать членом Лиги. Однако сама Лига тоже должна была одобрить вступление, и нарком сделал все, чтобы ускорить этот шаг, – например, попросил о поддержке министра иностранных дел Чехословакии Эдварда Бенеша[490]. В те дни он находился с женой в итальянском городке Мерано, откуда быстро добрался до Женевы и ждал новостей в неприметном отеле за городом.

Получив 18 сентября от Бенеша телеграмму о положительном решении Совета, он отправился в город и с видом победителя произнес речь, начав с непростой истории отношений СССР с Лигой: «Советское правительство, следившее внимательно за всеми явлениями международной жизни, не могло не заметить усиливающуюся активность в Лиге наций государств, заинтересованных в сохранении мира и в борьбе с агрессивными воинственными элементами. Более того, оно заметило, что эти агрессивные элементы сами считают для себя рамки Лиги стеснительными и стараются от них избавиться. Все это не могло не оказать влияния на отношение Советского правительства к Лиге наций в его поисках дальнейших путей к той организации мира, ради сотрудничества с которой мы приглашены в Лигу»[491].

Литвинов и министр иностранных дел Чехословакии Э. Бенеш в 1934 г. (Из открытых источников)

Далее нарком в который раз констатировал, что Конференция по разоружению потерпела неудачу и настало время разработать более эффективные средства обеспечения мира против тех, кто хочет «мечом перекроить карту Европы и Азии». Он призвал к единству всех миролюбивых государств, предупредив, что «при современном сложном переплете политических и экономических интересов ни одна более или менее значительная война не может быть локализована и что любая война при любом исходе окажется только началом серии других войн» [492]. И добавил, что советское правительство планирует в ближайшее время «объединить свои усилия с усилиями других государств, представленных в Лиге», имея в виду франко-советское соглашение.

Литвинов в Лиге Наций 18 сентября 1934 г. (Из открытых источников)

Хотя вступление в Лигу Наций можно было считать успехом, Литвинов по возвращении в Москву был настроен мрачно. Об этом докладывал своему президенту У. Буллит, имевший беседу с наркомом 5 октября – тот, по его словам, уверял, «что война в Европе неизбежна и что ни одно правительство, даже французское, не готово что-то сделать для сохранения мира. А СССР не остается ничего другого, кроме как укреплять Красную армию всеми возможными способами и надеяться, что она сможет защитить страну от нападения»[493]. Однако он все еще надеялся, что через Лигу удастся провести соглашения по европейской безопасности, к которым каким-то образом подключатся и США.

Но главной его надеждой оставался советско-французский пакт, подписание которого должно было состояться совсем скоро. Однако 9 октября планам Литвинова был нанесен серьезный удар. Когда Луи Барту встречал в Марселе югославского короля Александра, на них устроили покушение хорватские фашисты-усташи. Хотя их целью был король, сразу же пошли слухи, что Барту, мешавшего планам Берлина, «заказала» немецкая разведка. Как бы то ни было, место убитого занял Лаваль, что, по словам французского посла в Москве Шарля Альфана, вызвало у Литвинова «большую тревогу» – он опасался, что новый министр будет настроен к СССР менее благоприятно. Так и случилось: в первые же дни Лаваль, по сообщению М. Розенберга, хоть и пообещал сохранить прежний курс в отношениях с Советским Союзом, решил одновременно «стремиться к соглашению с Германией, ибо мир в Европе невозможен без франко-германского соглашения»[494].

Нарком ответил Розенбергу предположением, что Лаваль хочет использовать сближение с Москвой «только с целью запугать Германию, чтобы добиться от нее большего количества уступок; другими словами, Франция всего лишь шутит с нами»[495]. Позже он называл Лаваля «настоящим жуликом, отчаянным карьеристом, врожденным предателем»[496]. Надежды на союз с Францией таяли на глазах, хотя в ноябре Литвинову удалось добиться подписи премьера Думерга под протоколом, который обязывал обе стороны не заключать с третьими странами соглашений, которые могли бы повредить планам Восточного пакта. Но тут во Франции пришло к власти новое правительство Фландена, отказавшееся даже от этого скромного документа. А