Мамона и музы. Воспоминания о купеческих семействах старой Москвы - Федор Васильевич Челноков

два весу, но это отразилось на сердце. Тогда доктора махнули на него рукой, и он продолжал жить благополучно. Много видов видела Москва, но Байдаков и в ней был явлением необычайным, почему известен он был всему городу. Делами занимался он плохо и в конце концов разорился. Мать же у него была столь свирепа, что не давала ему ни гроша, почему ему пришлось поступить в беговое общество и занять там маленькую должность. С Ольгой Петровной прижил он двух или трех дочерей. Ольга Петровна, как Сорокоумовская, обладала, вероятно, значительными средствами. Вот на ее жизненном пути и подвернулся Постников. Очевидно, жить с таким, хоть и добрейшим, мастодонтом было нерадостно. Ольга Петровна сошлась с Постниковым, потребовала развода и женила его на себе. Но до женитьбы долго тянулся их роман, да и сама разводная процедура требовала времени.

Вот в это-то время случился случай, особенно сильно связавший брата Василия с Постниковым дружескими узами. Вася жил на своей Бронной, квартира была у него комнат в пять. Сидел он в столовой и шил один из своих ковров. Вдруг приехал страшно расстроенный Постников, но, посидев с Васей, он ушел в дальнюю комнату и там застрял. Васе это показалось странным, он пошел за ним, и вдруг видит не то в кабинете, не то в спальне, что Постников повесился. В ужасе Вася обрезал веревку, освободил петлю, начал делать искусственное дыхание, и наконец Постников пришел в себя. Вероятно, вечер этот закончился настоящим сатанинским выходом. Постников уже навсегда остался благодарен брату и был его вернейшим другом. Не знаю, много ли людей знают об этом случае, но мне он известен от Василия Васильевича.

Ольга Петровна пожелала получить развод и получила, а затем обвенчалась с Постниковым. Появление хозяйки скоро сказалось в лечебнице. У Постникова был такой порядок, что к часу дня накрывался длиннейший стол для обеда всему персоналу. К этому времени всякий был желанным гостем, съезжались сюда пациенты, друзья, доктора, люди, желавшие по-семейному поговорить о своих близких, больных, бывали тут и художники, так как Постников любил живопись, и у него при лечебнице было уж довольно большое собрание. Была у него и большая ценная нумизматическая коллекция, которая в минуты жизни трудные отправлялась в залог. Словом, к обеду мог приехать всякий, кто имел к Постникову какое-либо отношение, и всегда находил полную чашу как еды, так и пития, тем больше, что сам Постников не прочь был выпить старого доброго винца. Обеды эти проходили всегда очень оживленно в самом разнообразном обществе.

По окончании обеда, поговорив с кем было нужно, Постников отправлялся на перевязки, приемная к этому времени бывала уж набита народом. Сделав две-три перевязки, Постников появлялся опять в столовой, наливал стопочку красного вина, одним махом осушал ее и опять шел на работу, затягивавшуюся иногда часов до восьми-девяти вечера. Работал он, конечно, не один, а был у него помощником Сергей Федорович Беляев, брат известного Агапита Федоровича Беляева, горлового доктора, и Александр Александрович. По окончании приема начинался бесплатный прием с другого подъезда. Швейцаром у Постникова был знаменитый Иван, человек, которого, благодаря Постникову, знала, вероятно, вся Москва. С лица Иван этот казался великим пьяницей – был ли он таковым, не знаю, но преданность его Постникову была исключительная. Иван этот и заведовал приемом больных: платные шли в одно крыльцо, бесплатные в другое – и сколько было их, знали, вероятно, только Иван да Постников. Мало того что люди ничего не платили, они получали бесплатно перевязки и все, что нужно было для лечения, да еще и должную помощь. Это была традиция, установленная еще покойным Кни. Мы все побывали у него в руках, и когда Адольф Данилович скончался, мы, братья Челноковы, подарили Постникову и Сумарокову большой его портрет, висевший всегда в приемной.

С появлением Ольги Петровны обеды стали скудней, полезла она во все больничное хозяйство, ограничивая его иногда и бестолково, между персоналом пошло смутное неудовольствие. Стали и до нас доходить разговоры, что у Постникова стали брать деньги там, где раньше не платилось. Жаль было доброй репутации их лечебницы, и брат мой, Михаил Васильевич, довел до сведения Постникова, что если слухи эти будут продолжаться и подтвердятся, то он приедет в лечебницу и повернет портрет Кни лицом к стене. Видно, это подействовало, так как старые порядки восстановились и Ольгу Петровну реже стало видно в больнице.

С приходом большевиков это прекрасное учреждение, конечно, разорили и Постникову пришлось уж у себя на квартире устроить лабораторию. Постников является чисто московским типом страшной ширины: добряк, делец, гуляка, работник и картежник, так как после утомительного дня не мог другой раз отказать себе в затяжной партии «железки». Крупные же операции производились больше по утрам – тогда это было настоящее священнодействие. Делал либо сам он, или Сумароков, в особо серьезных случаях приглашался для консультации кто-либо из известных московских хирургов. Дело было поставлено дельно и умно, почему вся Москва и шла к ним.

Что касается меня, то многократно приходилось мне обращаться к ним за помощью. Знакомство с их лечебницей началось у меня с времен Кни. Много страдал я от нарывов на пальцах. Лет с 14 до 17 постоянно нарывал какой-нибудь из них, бывали перерывы, потом опять. Резали их мне разные доктора, пока это мне не наскучило, и я сам стал производить себе эту операцию. Во времена же знакомства с Кни на левой руке, на большом пальце, после долгого перерыва образовался такой нарывище, что сам я уж не рискнул его резать, а пришлось ехать к Кни.

Он был ниже среднего роста, плечистый сильный человек, лет 40. Лицом был очень некрасив, и в нем сказывалось его еврейское происхождение: на голове шапкой стояли мелко курчавившиеся волосы темного цвета, борода же была в виде какого-то кустика, был он очень близорук, а потому всегда в очках. Кажется, он не выговаривал правильно ни одной буквы, и потому речь его была сплошное шепелявенье. Как человек был он редкостной доброты и приятности. Его частная хирургическая лечебница была первая в Москве, где в сравнительно короткий срок ему удалось как хирургу завоевать себе крупное имя. Лечебницу свою он открыл за Москвой-рекой близ Ордынки.

Большой нарыв на пальце случился у меня в то время, когда мы жили в Юшковом переулке. Приехал я в клинику. Постников и Сумароков были уж его любимые ассистенты. До них никак не мог он подобрать себе ловких людей, говоря: прежние ассистенты, когда нужно