Светоч дружбы. Восточный альманах. Выпуск четырнадцатый - Михаил Иванович Басманов

печать. Министр Чжао вывел императора через Ворота Дивных Цветов к перевалу Грозного пика и Мосту Бескрайних Просторов. В столице и в окрестностях ее в панике метались люди; мужчины и женщины, дети и старики покидали жилища — южные горы, и северные холмы пестрели их одеждами, как персиковые деревья весной. Министр предложил императору укрыться в ста пятидесяти ли{65} от столицы, в крепости Гром, куда они и двинулись на следующий день. В пути собрали войско, и через три луны мятеж был подавлен и в стране установлен прежний порядок. Мудрость императора провозглашалась беспредельной, как небо и земля, а преданность министра Чжао — блистательной, как солнце и луна.

Император решил наградить министра почетным титулом князя-спасителя. Министр скромно отказывался от награды, но государь настоял на своем. Кроме того, государь пожаловал ему должность Левого помощника Первого министра и звание Сиятельного сановника, а супруге его, госпоже Ван, — звание Сиятельной дамы.

Шли годы. Настали в стране тяжелые времена: в небе исчезли птицы и ненужным стал добротный лук; в лесу перевелись хитроумные зайцы, и проворная собака даром ест свою похлебку. Именно в эту пору Правый помощник Первого министра Ли Дубин, завидуя Чжао Тинжэню, оклеветал его перед Сыном Неба, и Чжао, доведенный до отчаяния, принял яд. Император был потрясен его смертью. Он повелел соорудить Кумирню Преданного Вассала и поместить в ней портрет Чжао. Каждый день он приходил сюда, чтобы почтить его память…

Вот и теперь стоял он перед портретом Чжао Тинжэня, вспоминал былое и вздыхал горестно. Приблизился помощник военного министра Ли Гуань, сын Ли Дубина, пал перед императором ниц и молвил:

— Отчего лик ваш так печален — разве нет среди ваших вассалов таких же преданных людей, как Чжао Тинжэнь? Стоило ли сооружать ему кумирню, стоит ли лить слезы о нем? Не ходите больше сюда, а кумирню разрушьте!

Императора возмутили слова Ли Гуаня, и он отстранил его от государственных дел. По возвращении во дворец он объявил, что жалует вдове верного Чжао титул Достойной супруги, а также золотые и серебряные дары. И еще он сказал:

— Мы слышали, что у министра Чжао есть сын — пусть явится он к нам и развеет нашу печаль…

Когда умер Чжао Тинжэнь, уже седьмую луну носила супруга его, госпожа Ван, дитя под сердцем. Через три луны родила она сына — крупного, красивого мальчика, которого назвала Сюном{66}. Почти восемь лет не снимала госпожа Ван траура, посвятив себя полностью воспитанию сына. И вот явился к ней посланец императора и известил ее, что государь жалует ей титул Достойной супруги, шлет золотые и серебряные дары. Четырежды поклонилась она в сторону дворца, возблагодарив императора за великие милости, затем развернула августейшее послание, из которого узнала, что сын ее призывается во дворец. Сердце матери забилось в волнении.

Сюну шел в то время восьмой год. Лицом он был подобен нефриту в императорской короне, умом и характером не уступал взрослым. Сопровождаемый посланцем императора, явился Сюн во дворец и отвесил глубокий поклон Сыну Неба. Государь встретил его приветливо:

— Говорят, сын заурядного человека — сам заурядный человек, но сын преданного вассала — тоже преданный вассал. Мы знаем — ты предан династии и почтителен к старшим, это нас радует. А ведь тебе всего семь лет, и ты ровесник наследника престола!

Император повелел привести наследника. Когда тот пришел, император сказал ему, указывая на Сюна:

— Этот мальчик — сын преданного нам вассала. Он одних лет с тобой, обладает многими добродетелями и будет тебе хорошим слугой. Нам ведь уже за семьдесят, и пора тебе, сын, думать о делах государственных, о будущем нашей державы! Чжао Сюн поможет тебе в этом.

Сюн поклонился почтительно и молвил:

— Мне неловко слышать такое, ведь я еще мал, а государственные дела по плечу не всякому. К тому же я впервые во дворце, придворных обычаев не ведаю, боюсь допустить оплошность. Прошу вас, ваше величество, отпустите меня домой. Вот подрасту я, тогда вы и призовете меня на службу.

Императора поразили его слова: ребенок, а рассуждает, словно взрослый! И он сказал ему на прощание:

— Будь по-твоему. Когда исполнится тебе тринадцать лет, мы дадим тебе чин и должность. А пока ступай, готовь себя к государевой службе!

Сюн отвесил четыре поклона Сыну Неба, почтительно простился с наследником и отправился домой. Наследнику он пришелся по душе.

Император созвал придворных, рассказал им о беседе с Чжао Сюном, отозвался о нем с похвалой. А потом вдруг спросил:

— Где же наш верный вассал Ли Гуань?

Правый помощник Первого министра Цуй Чжи напомнил императору:

— Во время посещения Кумирни Преданного Вассала вы, ваше величество, отстранили Ли Гуаня от должности.

— Ах, да… Мы тогда погорячились и теперь прощаем его!

Пятеро сыновей было у Ли Дубина, все они занимали высокие должности, и потому придворные их побаивались. Узнав, что император благоволит к Чжао Сюну, Ли Гуань и его братья обеспокоились и стали думать, как им сохранить свое влияние при дворе.

— Когда Чжао Сюн поступит на государственную службу, он лишит нас расположения государя. Что же нам предпринять?

И они замыслили погубить Сюна. Госпожа Ван с нетерпением ожидала возвращения сына из дворца.

— Ну, что? Ты видел государя?

— Государь говорил со мной.

— О чем он спрашивал тебя? Что ты ему отвечал?

Сюн рассказал матери обо всем, что было с ним во дворце. Сказал, что, когда ему исполнится тринадцать лет, он поступит на государственную службу — так повелел Сын Неба. Госпожа Ван и радовалась за сына, и тревожилась за него.

— Милости государя беспредельны, как небо, как океан! Мы в вечном долгу у него! Но подумай: едва начнешь ты служить государю, как у тебя появятся враги. Справишься ли ты с ними?

Сюн успокоил ее:

— Не тревожьтесь, матушка. Жизнь и смерть человека — по велению Неба, а слава и позор его — по прихоти случая. Так стоит ли заранее волноваться? И потом, разве настоящий мужчина оробеет перед врагом? Уж коли захочет он отомстить убийце своего отца, то найдет способ сделать это!

Шел третий год очередного шестидесятилетия{67}, настал восьмой день двенадцатой луны. Император беседовал с приближенными о государственных делах.

— Одна мысль не дает нам покоя: что станет с державой, когда отойдем мы от мира. Лета наши преклонны, а наследник еще мал…

Приближенные нашли для ответа такие слова:

— На все воля Неба — на рождение и смерть человека, на процветание и гибель государства! Сегодня наша держава процветает, вашему величеству нечего опасаться за наследника!

Вперед вышел министр чинов Чжэн