Бетховен и русские меценаты - Лариса Валентиновна Кириллина

стране наездами. Впервые он посетил Россию в 1807 году и с тех пор приезжал довольно часто и жил в разных городах месяцами и даже годами. В Москве, между прочим, в 1811 году родился сын Ромберга, Карл. Вплоть до весны 1813 года Ромберг находился в России, поскольку военные события сделали перемещения артистов по Европе довольно рискованными. Бывал он в России и в 1820-х годах, участвуя в том числе и в исполнении бетховенского Квартета ор. 127 в петербургском доме Голицына. Трудно предположить, что общение князя с его наставником ограничивалось лишь вопросами игры на виолончели; вероятно, Ромберг что-то рассказывал ему и о Бетховене. В феврале 1822 года Ромберг выступал в Вене, и Бетховен, который по болезни не смог прийти на его концерт, отправил ему очень сердечное письмо, завершив его напутствием: «Будь здоров, великий артист»[501]. К сожалению, разговорные тетради Бетховена за этот период не сохранились, и мы не знаем, общались ли два друга в последующие дни после концерта.

Пристрастие Голицына к виолончели было не случайным. Виолончель в классическую эпоху пользовалась популярностью среди знатных дилетантов, причем в ту пору – почти исключительно мужчин (светские дамы обычно играли на фортепиано, арфе, гитаре[502]). Возможно, сам облик и «баритональный» звук инструмента вызывал ассоциации с благородной рыцарственностью и возвышенными устремлениями. В русском языке XIX века слово «виолончель» часто использовалось в грамматическом мужском роде – очевидно, по аналогии с итальянским языком (violoncello, cello) или с французским, – и лишь ближе к концу столетия утвердилась привычная нам ныне норма.

Сольный концертный репертуар для виолончели был тогда не очень велик, но в ансамблевом музицировании инструмент использовался постоянно. Бетховен, например, написал пять сонат для виолончели и фортепиано, несколько вариационных циклов для того же состава, виолончель присутствует в составе его струнных и фортепианных трио, квартетов, квинтетов и т. д.

Среди венценосных любителей виолончели следует прежде всего упомянуть прусского короля Фридриха Вильгельма II (ему посвящены две сонаты Бетховена ор. 5). На виолончели играли некоторые знатные друзья Бетховена (князь Франц Йозеф Максимилиан Лобковиц, барон Николаус Цмескаль фон Домановец, граф Франц фон Брунсвик). В России в первой половине XIX века, помимо Голицына, пристрастием к виолончели славились граф Николай Петрович Шереметев и графы Виельгорские, братья Матвей и Михаил Юрьевичи (Голицын был с ними дружен, особенно с графом Матвеем). Виолончелистом-любителем был и великий князь Михаил Николаевич, которому на Рождество 1847 года родители, император Николай I и императрица Александра Федоровна, подарили «прекрасный виолоншель», и по его примеру старший брат, Константин Николаевич, также начал «учиться на виолоншеле»[503]. И Виельгорские, и Голицын, не столь сильно скованные придворным этикетом, как великие князья, владели инструментом абсолютно профессионально и давали публичные концерты – естественно, бесплатно, в благотворительных целях или просто ради удовольствия.

Эта склонность принесла Николаю Борисовичу светское прозвище «Голицын-виолончелист». Поскольку ветвей рода Голицыных было очень много, некоторым из носителей этой фамилии ради их различения в свете давали забавные прозвания, и «виолончелист» оказалось отнюдь не самым курьезным из них[504]. Возможно, оно даже льстило своему обладателю, который совсем не считал профессию артиста слишком низкой для человека дворянского сословия, но не мог пойти против установившихся обычаев.

Голицын, к огорчению своих родителей, поначалу не питал никакой склонности к навязанной ему военной карьере. Закончив обучение в корпусе, шестнадцатилетний князь поступил 2 сентября 1810 года портупей-юнкером в лейб-гвардейскую Конную артиллерию и уже в декабре был произведен в подпоручики. Однако 6 декабря 1811 года он был уволен со службы по Высочайшему повелению «за неприлежание и всегдашнее нерадение» (а вовсе не по причине слабого здоровья, как иногда указывается в трудах, основанных, вероятно, на высказываниях самого князя)[505]. Всем этим была очень обеспокоена княгиня Анна Александровна, о чем неоднократно упоминается в переписке княжны Варвары Туркестановой, которая дружила с княгиней Голицыной.

Судьба юного аристократа-меломана резко изменилась летом 1812 года, после вторжения в Россию огромной армии Наполеона. Николай Борисович вернулся в строй, поступив унтер-офицером в Киевский драгунский полк. Его взял к себе ординарцем родственник Анны Александровны и друг Бориса Андреевича – князь Пётр Иванович Багратион (к тому времени – главнокомандующий Второй Западной армией). В полку Багратиона служили и два брата Николая, Андрей и Александр. Вместе с Багратионом 18-летний Голицын участвовал в ряде августовских сражений; в бою за Шевардино был ранен и контужен в голову (это случилось 24 августа). Багратион успел произвести храброго юношу в чин подпоручика, но, как известно, во время Бородинского сражения выдающийся полководец получил тяжелую рану, от которой скончался 24 сентября. Последние дни Багратиона прошли в селе Сима на Владимирщине, в имении его друга и родственника князя Бориса Андреевича Голицына. В Симы раненого Багратиона сопровождал Николай Борисович. Позднее прах героя был перенесен на Бородинское поле.

Князь Борис Андреевич, вышедший в отставку в чине генерал-лейтенанта еще в 1800 году (он угодил в немилость у императора Павла I), вновь надел мундир и возглавил Владимирское ополчение, созданное 24 июля 1812 года и включавшее шесть полков. О развернутой им весьма активной деятельности свидетельствуют материалы, хранящиеся в ГАВО. За мужество и храбрость, проявленные во время войны, он был удостоен ордена Святого Георгия.

Раннее наступление чрезвычайно сильных октябрьских морозов 1812 года сказалось не только на боеспособности французской армии, но и на здоровье молодого Голицына: оказавшись на фронте без теплой одежды, он сильно простудился и заболел. Некоторое время Николай Борисович лечился в Москве, а потом отправился догонять свой полк, находившийся в 1813 году уже в Саксонии, под Дрезденом. Голицын состоял на службе при ряде известных военачальников: графе Карле Карловиче Сиверсе, графе Александре Ивановиче Остермане-Толстом, генерал-майоре Георгии Арсеньевиче Эмануэле (его фамилия писалась в XIX веке также как «Емануель»)[506]. Все они были героями войны против Наполеона, людьми огромного мужества и стойкости.

Хотя в России война закончилась, в Западной Европе она была в полном разгаре. И в 1813, и в 1814 году продолжались кровопролитные битвы. Голицын всегда смело скакал в атаку, неоднократно был ранен; под ним убивали коней – но ничто его не пугало и не останавливало. За воинскую доблесть он был удостоен орденов Св. Анны 4-й степени (сражение при Баутцене), Св. Владимира 4-й степени (сражение у Марны), а за взятие Парижа – шпагой с золоченым эфесом[507].

О бурных событиях военных лет Николай Борисович много лет спустя поведал в автобиографической книге «Офицерские записки»[508]. По ней можно судить не только о храбрости