Бетховен и русские меценаты - Лариса Валентиновна Кириллина

Вдобавок будущая княгиня была протестанткой; в православие она перешла лишь за год до свадьбы, в 1828 году. Однако безупречное поведение Веры Фёдоровны, ее преданность супругу и умение наладить почти образцовый порядок в домашних делах принесли ей уважение всех родственников. Как и первая жена Николая Борисовича, она хорошо играла на фортепиано, в том числе сонаты Бетховена; общность музыкальных увлечений способствовала духовной близости супругов. Иногда они выступали дуэтом, в том числе на светских вечерах. Об этом мельком упомянуто, в частности, в известной книге маркиза Адольфа де Кюстина, который присутствовал в 1839 году в Ярославле на приеме у губернатора – Константина Марковича Полторацкого, женатого на Софье Борисовне Голицыной. В тот момент в городе находилась почти вся родня Софьи Борисовны. Кюстин вспоминал, что «один из братьев губернаторши играл очень недурно на виолончели. Аккомпанировала ему жена, особа чрезвычайно приятная»[528]. Как и Николай Борисович, Вера Фёдоровна свободно владела французским языком и не была чужда стихотворству[529].

В 1830-е годы в семье Голицыных родилось еще четверо детей, из которых двое, Анна и Александр, умерли в раннем детстве, а взрослых лет достигли лишь два младших сына, Борис (1833–1888) и Николай (1836–1893). Первый из них стал композитором-любителем, второй – библиографом и историком.

Семья интересующей нас ветви рода Голицыных не принадлежала к богатейшим в России, но все же была весьма состоятельной. Князь Борис Андреевич владел несколькими домами в Петербурге и в Москве, а также имениями в разных частях Российской империи, в том числе уже упоминавшимся селом Симы на Владимирщине, Великомихайловка на Белгородчине, усадьбой в городе Козлове (ныне Мичуринск) под Тамбовом и др. После смерти Бориса Андреевича в 1822 году эти имения были поделены между наследниками – вдовой и детьми. Село Богородское в нынешней Белгородской области досталось Николаю Борисовичу. После своего разорения в 1825 году он едва не лишился этого владения: село было заложено, но его выкупила в пользу брата любимая сестра, Татьяна Борисовна Потёмкина, которая всю жизнь оставалась добрым ангелом талантливого, но не слишком практичного князя. Богородское стало последним пристанищем Николая Борисовича; там он скончался. Неподалеку от Богородского, в Святогорском монастыре, упокоился его прах (этот монастырь теперь возведен в ранг лавры и находится на территории Украины). О захоронении брата в столь почитаемом месте хлопотала все та же Татьяна Борисовна Потёмкина, которая внесла богатые пожертвования в монастырь. Эта блистательная светская дама, изящество облика которой запечатлел Карл Брюллов, отличалась завидными душевными качествами. Вместе со своим супругом, Александром Михайловичем Потёмкиным (внучатым племянником князя Григория Александровича Потёмкина-Таврического), она занималась благотворительностью, и ее деятельная доброта распространялась как на родственников, так и на всех окружающих. Круг общения Потёмкиной простирался от членов царской семьи и высшего духовенства до простых монахов и бедняков, искавших ее покровительства[530]. Собственных детей у Потёмкиных не было (единственный сын умер десятимесячным младенцем), и Татьяна Борисовна по-матерински опекала семью брата.

Трудностей же на пути Николая Борисовича вставало немало, и некоторые из них он создавал себе сам, однако не по причине светского легкомыслия или тяги к «прожиганию жизни», а, напротив, из-за увлечения различными высокими материями – искусством, литературой, философией, общественной деятельностью. Голицын не отличался ни практичностью, ни педантичностью; его мало интересовало управление поместьями или получение доходных должностей. Позднее решение всех житейских вопросов взяла на себя княгиня Вера Фёдоровна, но до этого Николаю Борисовичу пришлось пережить очень тяжелый период.

Ветеран-вольнодумец

В 1825 году, как уже было сказано, князь разорился, и, чтобы поправить свои дела, с 20 мая 1826 года вновь вернулся на действительную армейскую службу в чине подполковника лейб-гвардейского Павловского полка. Осенью он отбыл на театр военных действий на Кавказ (собственно, по этой причине прервалась переписка Голицына с Бетховеном).

С 1830 года Голицын поселился в Тамбовской губернии, где сделался видным официальным лицом: в ноябре он участвовал в подавлении холерного бунта, командуя батальоном внутренних войск; с декабря заведовал тамбовской жардармской командой; доводилось ему и председательствовать в военных судах. Вряд ли выполнение карательных функций соответствовало умонастроениям Николая Борисовича, но все это время он находился на военной службе, с которой был уволен в 1832 году – якобы по болезни. Гражданская служба тем не менее продолжалась: Голицыну был присвоен чин коллежского советника министерства финансов. В этом качестве он в последующие годы жил в основном то в Петербурге, то в имении Богородское в Курской губернии.

В годы Крымской войны 1853–1856 годов пожилой князь снова встал в строй, теперь уже в чине полковника, организовав в 1855 году (по примеру своего покойного отца в 1812 году) ополчение из дворян и крестьян Курской губернии. Таких дружин по всей России создавались тогда десятки, и делалось это, разумеется, по приказу свыше и с одобрения местных властей, однако участие в них было добровольным. Возглавив это войско, получившее название «45-й Новооскольской дружины», Николай Борисович отправился в Севастополь, где к нему, движимый тем же патриотическим порывом, присоединился сын Юрий, захвативший с собою даже 11-летнего сынишку Евгения (1845–1887). К счастью, все трое благополучно вернулись с войны, хотя оборона Севастополя сопровождалась чудовищными жертвами.

Казалось бы, после столь славной боевой карьеры князь Голицын, ветеран трех войн, мог жить в свое удовольствие, играть на виолончели, общаться с музыкантами, поэтами, художниками, баловать внуков и радоваться успехам сыновей. Однако в конце 1850-х годов он снова сделался возмутителем спокойствия и подвергся гонениям со стороны как церковных, так и светских властей. На сей раз речь шла о религии.

Голицын, как и некоторые другие русские дворяне, духовно сформировавшиеся в александровскую эпоху, симпатизировал католицизму. Возможно, тут сказалось и общение в детстве и юности с некими «французскими аббатами», влиявшими на его воспитание (об этом упоминал Ю. Н. Голицын), но, видимо, немалую роль сыграл и личный опыт. Николай Борисович несколько лет провел в Европе, своими глазами наблюдал за жизнью разных народов, интересовался католическим богослужением, любил церковную музыку Моцарта и Бетховена. Немало весьма интересных, умных и талантливых католиков было и среди его знакомых: писатель и дипломат граф Жозеф де Местр (1753–1821), композитор и виолончелист князь Антоний Генрик Радзивилл (1775–1833), поэтесса, певица и пианистка княгиня Зинаида Александровна Волконская (1792–1862) и др. Более того, католичество приняла его родная сестра Елизавета Борисовна, особа чувствительная, нервная и экзальтированная (в конце жизни она лишилась рассудка). Хотя сам Голицын переходить в римско-католическую веру не собирался, ему была близка идея объединения христианских церквей, о чем он много думал