Плохой парень - Юлианна Орлова

—Я не хотела, чтобы ты сделал с ним это и вылетел из академии.

—Валь, ты опять начинаешь думать за меня. А за меня думать не надо. Я взрослый мальчик. Я сам умею думать и решать проблемы, — цежу еле слышно и поворачиваюсь к ней. Вот как не злиться? Валя кусает губы, а мне хочется их сожрать.

Но разбора полетов не избежать. Пусть не думает, что я схаваю это. Была прямая угроза ей, а она молчит. Какого хера?

—Буду трахать, и шлепать. Еще раз повторится, даже не буду разговаривать, сразу на стол и получать розгами будешь.

—Юр…я тебя люблю, — шепчет мне в подбородок и целует туда же. А мне хочется получить поцелуй в другое место.

—Не знаю…не знаю, поможет ли это унять мой гнев.

ГЛАВА 66

В КАБИНЕТЕ, ГДЕ НЕ ПРИНЯТО РУГАТЬСЯ МАТОМ

Двое мужчин ругаются и смотрят друг на друга волком. Еще бы…в такой ситуации, когда вся военная академия стала свидетелем порки одного из вышестоящих по званию. Мало того, что курсант позволил лишнего, еще и ректор не прошел мимо. Когда входит изрядно удивленный третий мужчина, воцаряется тишина. Слышно только надсадное дыхание.

Полицию и скорую не вызывают, потому что некому. Так решается “на высоте”.

—Кто-то уже выложил по чатам пару занятных фото. Там курсант Шолохов матом обращается к майору Сырникову. Ну и делает физическое замечание.

—ТВОЮ МАТЬ, РАХМАНИНОВ! ЭТО ТО, О ЧЕМ Я ГОВОРИЛ. Изъять телефоны у всех курсантов. Я хочу обнаружить любые упоминания во всех устройствах стереть под ноль. Стражев, свободен, — начальник академии достает бутылку дорогого коньяка и два стакана. Разливает по двухсотке в оба, выпивает сначала один, затем второй.

Нервы стали не к черту.

Стражев сказал бы, что “не в коня корм”…но он молчит, терпеливо рассматривая мужичков. Лучше не будить лихо, пока оно тихо. А начальник тем временем вне себя от ярости, потому что только сегодня планировал круто поменять свою жизнь. Здоровье стало подводить…он давно планировал свою пенсию.

Но не дают же человеку даже на пенсию спокойно уйти. Скандал на скандале! А теперь и вовсе ЧП.

—Стражев, свободен, я сказал.

—Позвольте вставить пять копеек, я все же свидетель, — решается на подвиг Стражев, потому что не любит несправедливость во всех проявлениях.

—Вставляй, добей.

—Я смог разблокировать телефон Сырникова.

—Еще одна статья, поздравляю.

—Я не смотрел само содержимое, но тут есть папка с названием Компромат. Изволите глянуть?

Начальник хмурится, поморщившись так, как будто съел килограмм лимонов.

—Меня наклонности подонков не увлекают. Стереть все. Телефон после всего предоставить мне, — раздает последние указания. —Теперь свободен, Стражев, спасибо. За все, — последнее произносит с нажимом.

Когда в кабинете остаются только двое, атмосфера накаляется.

—Это катастрофа. Ты понимаешь?

—Понимаю. Признаю. Не собираюсь уходить от ответственности.

—Еще бы, ты у нас благородный, мать его итить! А мне что прикажешь делать? С ублюдком работать? Улыбаться ему и сдавать хороших мужиков на приговор? — голос повышается равномерно накалу страстей.

И глохнет в один момент.

—На свадьбу дочери пригласишь? — ухмыляется грустно начальник академии, а затем разливает снова по двухсотке в оба стакана

—И на крестины тоже, друг.

Воцаряется молчание, от которого тянет на пару затяжек ядреных сигарет. И хоть оба не курят, но покурить охота. А кому-то еще и пустить мужскую скупую…Ситуация атас.

—Рахманинов, тебе не место на этой должности, — приговор звучит как выстрел в упор. Он убивает, но быстро.

Это было очевидно для всех. В условиях, которые сложились теперь, глупо было полагать, что за мордобой кого-то повысят по карьерной…

Но у судьбы другие планы? Не так ли?

—Рапорт напишу сегодня, — с нажимом произносит виновник торжества. —С Шолоховым что делать планируешь?

Кое-кто пытается делать вид, что лобовая атака не болезненная, так, всего лишь вся жизнь пошла под откос “под сраку лет”

—Как что? Пожать руку мужику. А ты, я надеюсь, когда-то вручишь ему офицерское звание, друг мой. Потому что теперь начальник академии ты. Я сегодня выдвинул твою кандидатуру и не встретил никаких преград на своем пути. По состоянию здоровья я больше не могу исполнять свои обязанности. А эту ситуацию беру на себя, как последний подарок тебе от меня. Сырников не напишет никакой заявы и вообще больше не будет причастен к военным структурам. Ты думаешь, я не понимаю тебя, как отец? Как отец…понимаю, а как уже ИО начальника академии, советую в следующий раз чистить рыло обидчикам вне стен академии, чтобы потом не было мучительно больно искать свидетелей, как мы это делаем сейчас. И чтобы никакая падла больше не смогла сказать, что ты нарушил устав. Военный да, мужской нет. У тебя за все твои годы службы не было ни одного залета. Все мы имеем право на один. Теперь счетчик обнулился, Рахманинов. И для тебя я просто друг. Добро пожаловать на новую должность, Лев Романович, я желаю вам никогда не отступаться от жизненных принципов, даже если иногда они будут идти вразрез с военным уставом. Прежде всего, вы должны оставаться человеком. От себя…Стражева смело можно ставить на новую вакантную должность. Он за вас и в огонь, и в воду. Даже не сказал, что ты на самом деле ударил говнюка. Выслужиться не пытается. Бери на заметку. Не просто сын твоего старого друга, а мужик. Горжусь вами обоими.

***

Существуют ситуации без выхода. А бывает так, что такая ситуация открывает вам миллион новых выходов. Осталось только узреть их во тьме.

ВАЛЯ

Я была готова ко всему, но не к тому, что отца повысят до начальника академии, а дело замнут. Буквально. Я слышала о том, что Сырников пытался подать заявление в полицию, но его теряли, не рассматривали, а врачи написали, что указанные ранения применимы к термину “несчастный случай”, но никак не к избиению.

Я понимаю, что постарались сделать так, чтобы дело не пошло дальше. Припугнули, но не сработало. Сырников пошел дальше…

А через две недели я узнала, что его на самом деле уволили за взятки. Нашлись даже свидетели с точными явками и паролями, как говорится. То есть уволили за дело с волчьим билетом, но при этом не завели дело. Пригрозили им, что тоже ничего, если смотреть на ситуацию здраво.

Теперь мы все забыли о том, что был такой человек в стенах