"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 - Генри Крейн

— Я слушаю, — уже устало ответил Мейсон.

И мистер Лоуренс стал объяснять ему, торопясь сказать как можно больше.

— Я просмотрел бумаги Ричарда Гордона сразу, как только узнал о его гибели. И вот что выяснилось: он оформил расходы на полет как будто бы летел первым классом, а на самом деле билеты были второго. Я, конечно, не хочу сказать, что он обманул меня на пару сотен долларов, но при выплате компенсации это может быть учтено. К тому же, он обманул не только меня, но и свою жену, ведь он ни словом не обмолвился ей о том, что застраховал свою жизнь.

— Я все понял, — кивнул Мейсон.

— Так что же вы будете делать, расскажете правду или же… — мистер Лоуренс замолчал, пристально глядя в глаза Мейсону.

Тот пожал плечами и отвернулся.

— Никогда ничего нельзя сказать заранее, там посмотрим, — и он зашагал к дому.

Мистер Лоуренс поспешил за ним. На один большой шаг Мейсона приходилось два семенящих коротких шага Марка Лоуренса. Но все‑таки к двери дома он подбежал первым, как бы боясь, что Мейсон опередит его и все расскажет миссис Гордон.

Мейсон положил руку на звонок, но несколько мгновений не решался прикоснуться к кнопке. Наконец, он резко нажал указательным пальцем.

Дверь тут же немного приоткрылась, и Мейсон увидел лицо Саманты.

«Боже, — тут же пронеслась мысль, — как она постарела!»

Под глазами женщины были темные круги и, казалось, она вот–вот расплачется. Она смотрела на Мейсона непонимающим взглядом.

Марк Лоуренс открыл массивную дверь пошире и вошел.

И тут Саманта узнала Мейсона. Она коротко вскрикнула и буквально рухнула ему на руки. Мейсон прижал женщину к себе и принялся нежно гладить се по волосам и спине.

— Успокойся, успокойся, Саманта, я тебя прошу, не надо плакать, не надо убиваться.

Но его слова не могли остановить рыданий женщины. Она вздрагивала в его руках и казалось, если бы Мейсон не поддерживал ее, она рухнула бы на пол без чувств.

Марк Лоуренс стоял в нескольких шагах от Мейсона и с укоризной смотрел на него.

Мейсон встретился с ним взглядом и тут же отвернулся.

Наконец, Саманта немного успокоилась.

— Мейсон, ты последний, кто видел Дика, наверное, он что‑то хотел передать, может быть, что‑то сказал? Расскажи, я тебя прошу, расскажи.

— Успокойся, Саманта, он очень любил тебя.

— Но почему? Почему все так? — женщина как‑то сразу обмякла и буквально сползла на пол.

Мейсон опустился рядом с ней на колени, все так же прижимая ее к своей груди.

— Дик был замечательным человеком, Саманта, замечательным, и очень любил тебя и сына.

— Боже, что я потеряла, у меня сейчас ничего нет, Мейсон, ничего, ты понимаешь? Я тоже любила Ричарда, он был для меня всем, — и женщина зарыдала.

А Мейсон продолжал гладить ее по растрепавшимся волосам, по спине.

— Да успокойся ты, Саманта, успокойся.

Но Мейсон понимал — что он ни скажет, какие ни подберет слова, они уже не подействуют на женщину.

— Мейсон, — вдруг сквозь рыдания проговорила женщина, — расскажи, как он погиб, я хочу все знать, до мельчайших подробностей, до мельчайших. Я хочу, чтобы ты передал мне каждое его слово, каждый вздох.

— Саманта, не надо, я думаю, тебе не стоит все это знать и не надо, чтобы я все это рассказывал.

— Нет, я хочу знать, Мейсон, хочу, — и женщина вцепилась руками в плечо мужчины, — говори, не молчи, я тебя прошу, не молчи.

В холл вышла горничная, держа за руку подростка, который тоже плакал.

— Уходите все! Уходите! Уведи его, уведи! — закричала Саманта, едва увидела сына и горничную.

Женщина попыталась оттащить мальчика, но он вырвался из ее рук, подбежал к матери, обнял ее за плечи.

— Мамочка, мамочка, не плачь, я тебя прошу, не плачь!

— Ричард! Ричард! Его больше с нами не будет, ты понимаешь, малыш, что нашего папы не будет? Мы с тобой остались одни, совсем одни. Мейсон, ты не можешь себе представить, как тяжело быть одной вот в этом огромном доме. Здесь все напоминает Ричарда, каждая вещь. В его кабинете осталось все так, как было, даже пиджак висит на кресле, а на столе лежат очки. Я боюсь туда заходить, боюсь, что увижу что‑нибудь ужасное, какое‑нибудь страшное видение.

— Саманта, успокойся, Дика нет, мне тоже больно, я тоже потерял очень близкого человека.

— Нет, Мейсон, ты не можешь меня понять, ведь я была ему женой, мы были вместе очень долго, очень долго, Мейсон. А сейчас мне кажется, что все пролетело в одно мгновение — и сейчас я совершенно старая женщина, старая и измученная. Мне не хочется жить, Мейсон, ты понимаешь, мне не хочется жить!

— Саманта, ты должна жить, ведь у вас есть сын, ведь у вас есть ребенок, ты должна жить для него. Ричард осудил бы тебя за такие слова, ему бы это не понравилось.

— Ты думаешь, ему бы это не понравилось, Мейсон?

— Да, я уверен.

— Ну тогда я попытаюсь успокоиться.

Мейсон и сам не понимал, как он нашел слова, сказанные Саманте.

Женщина перестала плакать, она принялась носовым платком вытирать мокрое от слез лицо. Плечи ее все еще продолжали вздрагивать, она отводила взгляд в сторону. Но губы все равно не слушались ее и некрасиво кривились.

«Она ужасно постарела, ужасно, а ведь совсем недавно она выглядела такой молодой, такой молодой, такой беззаботной и счастливой. Надо же, как быстро человек меняется до неузнаваемости. Это уже не та Саманта, которую я знал, не та Саманта, которая была счастлива. Сейчас это несчастная женщина, и я должен сделать все, чтобы ей помочь, все».

Марк Лоуренс переминался с ноги на ногу, стоя у большой мраморной вазы. Его глаза быстро моргали за стеклами очков, а на лице то появлялась горестная гримаса, то вдруг пробегала немного злорадная улыбка.

— Саманта, мистер Кэпвелл мне все рассказал о смерти Ричарда, и я думаю, он прав.

— В чем он прав? — спросила женщина.

— Он прав в том, что тебе лучше об этом ничего не знать.

— Но так мне еще страшнее, так все еще ужаснее и кошмарнее.

— Нет, Саманта, так тебе будет легче, — твердо произнес Мейсон, положив руки на плечи женщины. — Он просил, чтобы я передал тебе,