Египетский дом - Алла Дубровская

Венди молча кивнула, и Хэнк открыл свой лэптоп:

– Смотри, на этой диаграмме хорошо видно. В то время, когда ты принимала активное участие в преобразовании соседнего городка в девяностые годы, у нас было всего пять процентов субстандартных ипотек, а когда я возглавил казначейство в 2006 году, их стало уже двадцать.

– Послушать тебя, так это я виновата в раздувании жилищного пузыря, – то ли пошутила, то ли обиделась Венди.

– Вовсе нет. Я абсолютно уверен в том, что все твои подопечные справлялись с платежами, а твоя помощь была бескорыстной. Речь совсем о других случаях. Даже не знаю, случаи ли это были. Чем больше знакомлюсь с материалами, тем больше убеждаюсь в том, что злоупотребления превратились в систему и не были «случаями». Все, кто прикасался к ипотеке, получали баснословную прибыль. – Хэнк начал заметно нервничать. Было видно, что тема глубоко его волнует. – Расплодившиеся ипотечные брокеры121, вопреки обыкновенному здравому смыслу, раздавали кредиты направо и налево людям, не имеющим никакого дохода вообще. От них нужна была только подпись. И сейчас мы знаем, что многие подписывали бумаги, даже не понимая, что там написано. И это никого не волновало, поскольку не существовало никаких законов, регламентирующих эти самые ипотечные договоры. Главным было оформление бумаги, которая сама немедленно становилась объектом продажи. Никому не было дела до того, что подписавшие договор, уже через пару лет, а может, даже раньше, будут не в состоянии выполнять его условия122. И в результате таких людей просто выселяли из домов, в которые те едва успевали въехать. Дома переходили к банку. Что делал банк? Правильно. Срочно искал новых покупателей через свои многочисленные брокерские филиалы. Все повторялось сначала. А поскольку процентная ставка оставалась относительно низкой и цена на недвижимость неумолимо росла, многие, потеряв голову, пустились в спекуляции. И так продолжалось до тех пор, пока мы вдруг не увидели, что рынок завален пустующими домами, на которые больше нет спроса. А это означало, что начали падать цены и на ипотечные облигации. Теперь–то мы припомнили, что до нас время от времени доносились слабые голоса кое–каких кассандр, заглушаемые неумолкающим победным шумом. Ни одна система, будь она даже трижды гениальной, не может выдержать столько нарушений, сколько обрушилось на рынок недвижимости. Не устаю проклинать себя за то, что распознал это слишком поздно. Вот почему, когда президент спросил меня…

Очередной звонок мобильного телефона не дал Хэнку договорить, а поскольку все звонки, раздававшиеся в их доме в последнее время, приносили, в основном, плохие новости, Венди не стала отвлекать мужа от навалившихся на него проблем. Хэнк же не успел рассказать ей о том, как несколько месяцев назад президент задал ему простой вопрос, который он сам задавал себе много раз: «Они что, не видели, к чему это приведет?» Тогда, в Овальном кабинете, секретарь казначейства Хэнк Полсон со всем своим тридцатилетним опытом работы в банковском деле, не мог дать ответа на этот бесхитростный вопрос. Ведь всего за два месяца до кризиса, на встрече глав основных банков Уолл–стрит, когда прозвучали–таки опасения насчет слишком больших рисков, связанных с понижением требований к заключению ипотечных договоров, кто–то сказал: «Ну что ж, господа, пока играет музыка – будем танцевать!» Никто из них не ожидал, что музыка замолкнет так скоро. Конечно, все они знали о невероятных рисках, но невероятные риски приносили и невероятные доходы. А отказаться от прибыли даже во имя здравого смысла, в состоянии были немногие.

Первым банком, покинувшим танцевальную площадку, был Bear Stearns. Его стремительная и скоропостижная смерть была неожиданной для многих. Самый маленький инвестиционный банк Уолл–стрит был одним из самых крупных игроков на рынке недвижимости. Предупредительный звонок раздался летом 2007 года, когда разорились два его хедж–фонда, потеряв почти полтора милиарда долларов своих клиентов.

Воспоминания о попытках связаться с тогдашним директором Bear Stearns, в те напряженные августовские дни, вызывали у Полсона приступ отвращения.

– Джимми, мать твою, играет в бридж и просит его не беспокоить, – сорвался тогда при всех Хэнк, так и не получив ответного звонка на встревоженные сообщения, отправленные им на мобильник Джеймса Кэйна123.

Такого работника он не вытерпел бы и недели, но секретарь казначейства не имел права назначать или смещать руководителей частных банков. Слава богу, совет директоров Bear Stearns вскоре переизбрал Кэйна, но пришедший ему на смену Алан Шварц не смог спасти ситуацию. Часовой механизм заложенной бомбы продолжал неумолимо тикать.

Цена на акции Bear Stearns повалилась утром в понедельник, 10 марта 2008 года. В то время как сотрудники банка обсуждали слухи о якобы слитой инсайдорской информации, которой немедленно воспользовались шортисты124, руководство терялось в догадках, кто и зачем эти слухи распускает. Как бы то ни было, нужны были срочные меры во избежание паники вкладчиков. В среду в интервью каналу CNBC Алану Шварцу пришлось убеждать инвесторов в надежности их вкладов, несмотря на падение котировок банка. Судя по всему, ему никто не поверил, ибо уже в четверг, 13 марта, стало известно о том, что в банке испарилась наличность. Оставшихся трех миллиардов долларов не хватало для ведения бизнеса на следующий день.

Покрывшись холодным потом, Шварц кинулся звонить Джейми Даймону, директору JPMorgan125 с просьбой о краткосрочном заеме.

– Сколько? – коротко спросил тот.

– Ну–у–у… двадцать пять–тридцать миллиардов долларов, овернайт126.

– Ни фига себе, – присвистнул Даймон. – Такую сумму я не могу вынуть, да положить прямо сейчас. К тому же я должен понять, что у вас там происходит. На это мне тоже понадобится время.

– Тогда нам только остается подать на банкротство…

– Такие проблемы так просто не решаются, Алан, даже, если я хотел бы помочь.

И оба позвонили Тиму Гайтнеру127, а тот, в свою очередь, срочно связался с Полсоном, которому ничего не оставалось, как проинформировать президента о ситуации с Bear Sterns.

– А почему, собственно, мы должны вытаскивать этот банк? – поинтересовался тот. – Они довели себя до банкротства, пусть они и расплачиваются за свои ошибки.

Это был тот самый вопрос, который Гайтнер и Полсон задавали друг другу на протяжении всех их последующих телефонных разговоров. Они вспомнили, что разорение другого банка Drexel Burnham Lambert в 1990 году не привело к падению рынка и прошло практически без губительных последствий. Может, игра не стоила свеч и сейчас? Может, правильным решением было бы невмешательство?

Люди Гайтнера проработали всю ночь, прослеживая связи Bear Stearns с другими партнерами. Не спал и Полсон, потратив несколько часов на