Египетский дом - Алла Дубровская

Главные игроки не присутствовали на этой встрече, видимо, решив, что она не заслуживает их внимания, к тому же Полсон смертельно устал. Сказалось безумное напряжение последних двух суток. До полуночи оставалось четыре часа, и за это время Миллер и его помощники должны были успеть оформить банкротство банка. И тут, неожиданно для всех, старик Миллер уперся.

– А почему, собственно, я должен это делать именно сейчас? Еще в среду мы были уверены в том, что Lehman выживет, а сегодня вы даете мне пару часов на то, чтобы похоронить такого гиганта. Вы, вообще, понимаете, что начнется в понедельник на фондовом рынке, когда будет объявлено о его банкротстве? – строго вопрошал он статистов, передавших ему волю «главных». – Lehman входит в группу основных брокеров мира. Что будет с другими, если мы дадим ему утонуть? Даже, если у сотни хедж–фондов есть брокерские счета в Lehman, и на каждом, скажем, по пятьсот миллионов долларов, а это кажется мне суммой минимальной, предстоит распродажа акций на пятьдесят миллиардов. Вы представляете такую распродажу? Хотите получить Армагеддон? Милости прошу, но только не моими руками.

Такой поворот дела никак не устраивал тех, кому было велено передать пожелание Полсона немедленно начать оформление банкротства по статье «Ликвидация» и сделать это мог только Харви Миллер – официальный адвокат Lehman Brothers. Пока он протирал очки, пил крепкий кофе, (предстояла бессонная ночь), и разговаривал по мобильному телефону с женой, в кабинете Гайтнера шло срочное совещание. Конечно, там не хуже Миллера понимали, насколько велик риск тотального обвала. Скорее всего, в последнюю минуту именно его голос был той каплей, которая перевесила чашу решений в сторону вмешательства правительства. Полсон вынужден был гарантировать покрытие брокерских операций Lehman Brothers, а это означало банкротство по совсем другой статье: не ликвидацию, на чем он настаивал еще пару часов назад, а реструктуризацию, что спасало брокерско–дилерское подразделение Lehman в Англии.

Но и после такой важной победы Харви не торопился:

– А где у вас постановление совета директоров?

О, Господи! Опять забыли про Фолда. Успел ли он собрать директоров? И, вообще, что у них там, на Таймс–сквер, делается? Казалось бы, чего проще, еще один звонок в Lehman, правда, на этот раз с убийственной новостью, прояснил бы ситуацию, но ни Полсон, ни Гайтнер не могли потребовать от частного банка то, что сейчас им было так необходимо: решение совета директоров о банкротстве банка. Не мог дать такое распоряжение и Крис Кокс104, которого буквально втолкнули в кабинет Гайтнера, где уже была установлена конференц–связь с Диком Фолдом. Состоявшийся между ними разговор стоит воспроизведения.

Фолд: Заседание открыто, Крис, здесь присутствуют все директора и члены правления. Мы как раз обсуждаем известие о провале сделки с Barclays. Может, вы подскажете нам выход из создавшейся ситуации.

Кокс: Как вы знаете … на бирже творится хаос … Банкротство Lehman э–э–э … поможет разрядить и … э–э–э … стабилизировать обстановку.

Фолд: Простите, если я правильно вас понял, вы приказываете нам подавать на банкротство? Подтвердите. Вы приказываете нам подавать на банкротство?

Связь прерывается.

– Что это сейчас было? Вы все слышали? – спрашивает присутствующих ошеломленный Фолд. – Обалдеть. Они приказывают нам подавать на банкротство.

Кокс включается снова:

– Решение о банкротстве принимается правлением банка. Это все, что я могу вам сказать.

Негодованию директоров не было предела. Вернее, предел настал через десять минут. Нужно было срочно голосовать, чтобы успеть с решением до открытия торгов в Азии. И директора проголосовали единогласно. А что еще им оставалось делать?

– Ну что ж, думаю, это прощание навсегда, – подытожил Фолд с глазами, полными слез.

Но прощание будет долгим. Последует длительный процесс банкротства с многочисленными судами и разбирательствами в Конгрессе. Barclays купит–таки часть Lehman Brothers, но только по бросовой цене, и вселится в небоскреб на Таймс–сквер. Двадцать шесть тысяч сотрудников обанкротившегося банка потеряют работу. Фолд заявит о своей полной ответственности за все случившееся с его любимым детищем, только никому от этого не станет легче.

Хроника третья. Спаситель с Уолл–стрит

– Я только одного не понимаю, Хэнк, как они могли доиграться до такой степени, что не увидели, к чему это приведет, – медвежьи глазки президента буравят лицо Полсона, сидящего в кресле напротив. В голосе Буша ему слышится скрытый упрек, хотя именно он заслужил этот упрек меньше всех. Слава богу, кроме них, в Овальном кабинете больше никого нет, но Полсон знает, что в Вашингтоне всегда найдутся желающие свалить всю вину на него. Не случайно мадам Клинтон105 уже кудахчет в сенате, что, если правительство Буша пустит деньги налогоплательщиков на спасение обанкротившихся банков, это будет сродни поражению в Ираке. Так что упрек президента он, как министр финансов, принимает. Черт бы все это побрал. Он так не хотел занимать эту должность. Но, в конце концов, дал себя уговорить…

В Белом доме было много людей, так или иначе связанных с Goldman Sachs, и все они считали, что Хэнк Полсон идеально подходит на роль секретаря казначейства106. Подвигов Геракла по расчистке авгиевых конюшен Уолл–стрит от него никто не ожидал, тем более, что до выборов нового президента оставалось всего два с половиной года, а вот его умение быстро находить общий язык с деловыми партнерами и многочисленные личные связи с китайскими бизнесменами в администрации Буша ценили высоко.

Поначалу Полсон и слышать не хотел о переезде в Вашингтон. Зачем? У него и так уже была самая высокооплачиваемая на Уолл–стрит работа, которую он любил, и довольно широкий круг лояльных сотрудников, на которых он всегда мог положиться. Он нисколько не сомневался в том, что был финансистом высочайшего класса, и эта самооценка была вполне реалистична. Особого стремления к власти за ним не наблюдалось. Полсон был человеком дела, но в интересах своего дела способен был пойти на многое. Не случайно конкуренты прозвали его Змеем. Это, конечно, не самое лестное прозвище, только ведь и Уолл–стрит – не самое приятное место на Земле. И если после повторного предложения он и дал согласие работать с Бушем, то это был скорее вызов самому себе, из желания убедиться в том, что и с новым делом он вполне в состоянии справиться. Вывел же он Goldman Sachs в самый высокоприбыльный банк мира, так почему бы не поработать со всеми