История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

выдвинуть на это место сына Тулуя Менгу. «Какой другой есть ещё из рода Чингизхана царевич, который смог бы при помощи правильного суждения и ярких мыслей владеть государством и войском»[386]. Такое решение не могло понравиться чингизидам из других семей, но авторитет Бату и объединённые силы семей Джучи и Тулуя смогли убедить несогласных.

Причём характерно, что решение о том, что Менгу станет каганом, было принято не на территории Монголии, а в ставке Бату в кипчакских степях, куда для этой цели прибыли сыновья Тулуя. После чего «Бату приказал своим братьям Берке и Бука-Тимуру отправиться с многочисленным войском вместе с Менгу-кааном и в присутствие всех царевичей, устроив курилтай, посадить его на царский трон»[387]. Естественно, что это решение встретило сопротивление сыновей Угедея и Чагатая. Они два года отказывались принимать участие в курултае, а без этого собрание считалось нелигитимным. Правда, за время пребывания братьев Бату с его войском в Монголии многие из чингизидов, чьи владения находились в Монголии и на сопредельных территориях, согласились признать Менгу каганом. Среди них были племянники Чингисхана, а также некоторые потомки Чагатая и Угедея. Для их убеждения люди Бату и потомки Тулуя нашли свои «железные» аргументы.

В январе-феврале 1251 года Менгу был провозглашён новым каганом Монгольской империи. Проблему недостаточной легитимности курултая, связанной с отсутствием сыновей Чагатая и Угедея, решили просто. В ответ на запрос Берке о том, что делать, Бату ответил: «Ты его (Менгу-хана. — Прим. авт.) посади на трон, всякий кто отвратится от Ясы, лишится головы»[388]. Судя по всему, сопротивление кандидатуре нового кагана было весьма серьёзным. Не случайно после избрания Менгу по его приказу были казнены жена Гуюка Огул-Каймиш, а также Тогашай, жена сына Чагатая Йисун-буки. Казнили и группу нойонов, принадлежащих семье Угедея, их обвинили в заговоре. Чингизидов же старались пока не убивать. Внуки Угедея получили назначения в армию в Китай, а сын Гуюка Ходжа получил юрт в районе реки Селенги[389]. Фактически это был государственный переворот. Опираясь на военную силу, в том числе приведённую сыновьями Джучи из кипчакских степей, сыновья Тулуя захватили центральную власть в Монгольской империи.

Решающим фактором успеха переворота стала поддержка джучидов, в том числе и военная помощь, пришедшая из улуса Джучи. В связи с этим у Рашид ад-дина есть любопытное указание о том, что Менгу-хан, чтобы подавить недовольство, «послал Бурунтай-нойона с десятью туманами войска, состоявшего из храбрых тюрков к границам Улуг-тага»[390]. В данном случае автор, несомненно, имеет в виду армию, пришедшую из улуса Бату. Имя их командира, нойона Бурундая, хорошо известно как одного из ключевых военачальников улуса Джучи. Именно он командовал монгольскими войсками в битве при реке Сить в 1238 году, когда был разбит владимирский князь Юрий. Между тем упоминание в данном источнике о войске из тюрков демонстрирует, что процесс формирования новой монгольской армии из тюркских кочевников, в большинстве своём кипчаков и канглы, в улусе Джучи к этому времени был уже практически завершён.

Соответственно, сила и влияние Бату в Монгольской империи опирались не только на его старшинство в роду Чингисхана, но и на военное превосходство принадлежащего ему улуса над прочими улусами чингизидов. Джучиды под руководством Бату держали под своим контролем практически всю степь Дешт-и-Кипчак. В неё входили как территории современного Казахстана, так и причерноморские степи, со всеми их колоссальными людскими ресурсами из числа различных кочевников-тюрков. Только теперь вся эта масса тюрков, находившихся под командованием монгольских «тысячников», была распределена по монгольским армейским «тысячам», входившим в состав улусов чингизидов.

Хотя договорённости между семьями Джучи и Тулуя и привели к восстановлению централизации власти, тем не менее сама империя в организационном плане объективно стала слабее. Отказ Бату и Джучидов от борьбы за центральную власть наглядно продемонстрировал их приоритеты. Для них гораздо важнее было сохранить автономность своего положения. Оказав поддержку Менгу, они как раз и обеспечили себе самостоятельность. В принципе раскол Монгольской империи стал реальностью в тот момент, когда Менгу стал её каганом. Потому что одновременно на западе Империи улус Джучи утвердился в качестве первого самостоятельного государственного объединения, основанного на монгольской политической традиции. Новый каган был всем обязан Джучидам и лично Бату, а всё остальное стало лишь вопросом времени.

Однако и у Джучидов был мотив: иметь влияние на центральный аппарат управления Монгольской империей. Это позволяло им рассчитывать на получение своей доли от централизованно распределяемых государством ресурсов. Их источником было регулярное налогообложение оседлых территорий, и в первую очередь Китая, которое было организовано ещё при Угедее. Привилегированное положение Джучидов при кагане Менгу обеспечивало им весьма значительную долю в общих доходах империи. Естественно, что все усилия Менгу по наведению порядка и централизованному сбору налогов в империи встречали у Джучидов полное понимание и поддержку.

Именно в этот период на территорию Северо-Восточной Руси, подконтрольную улусу Джучи, приезжали от кагана «численники», проводившие переписи податного населения. «В 1257 году, когда согласно нашим летописям приступили к переписи в России, император, по словам «Юань-Ши», назначил в Россию сына своего зятя — Китата, на должность даругаци; в их обязанность в провинции помимо общего надзора за уходом дел по праву хранителей печати входили перепись населения, сбор дани и доставка её ко двору. Наши сведения о том, как производили перепись, дают основание предполагать, что за единицу считали не мужскую голову, а дом или семейство, подобно тому, как это издавна было принято в Китае»[391]. Это лишний раз свидетельствует о том, что Монгольская империя в этот период времени активно использует китайский опыт государственного строительства. Централизованный сбор налогов стал одной из главных задач имперской администрации по всей территории государства. И здесь нельзя не отметить ту роль, которую на этом этапе играл в Монгольской империи Северный Китай.

Значение Северного Китая для Монгольской империи заключалось не только в его масштабах, соседстве с коренной Монголией, количестве трудолюбивого населения и величине собираемых здесь налогов. Для империи огромное значение также имела китайская традиция государственного строительства. С помощью таких государственных деятелей, как Елюй Чуцай, а также других бывших цзиньских чиновников и военных, монголы воссоздали местную администрацию, обеспечивающую регулярную эксплуатацию податного населения. В то же время при Угедее, а затем Гуюке и Менгу монголы пошли дальше. Они попытались распространить принципы организации централизованной империи, построенной на китайской традиции государственного строительства, на всю Монгольскую империю.

Для монголов было вполне естественно обратиться к китайской традиции государственного управления. Во-первых, с данной традицией были хорошо знакомы выходцы из