История степей: феномен государства Чингисхана в истории Евразии - Султан Магрупович Акимбеков

наверняка не были исключением. «В последнее время начинает покачиваться, а то и рушиться последний бастион сторонников радикальных изменений на Руси как факта монголо-татарского нашествия — археологические данные. Археологи уже далеко не так уверенно связывают все разрушения и пожарища с событиями 1237–1240 годов, говоря о зыбком основании такой трактовки»[365]. Кроме того, собственно военная операция монгольской армии продолжалась здесь сравнительно недолго, около трёх-четырёх месяцев. При том, что в русских княжествах XIII века в ополчение входило практически всё мужское население, сопротивление монголам могло и не носить всеобщего характера. По крайней мере, в ряде городов, например, в том же Угличе, оно явно не было слишком упорным.

После завершения кампании на территории Северо-Восточной Руси зимой 1237–38 года монгольские войска вернулись в кипчакские степи, откуда начали проводить военные операции против оставшихся в Степи кипчаков и аланов, проживающих в предгорьях Северного Кавказа. Причерноморские степи были естественной операционной базой для монгольской армии, состоящей из кочевников.

Контроль над Степью был принципиально важен для стабильности власти Монгольской империи в данном регионе. Это было связано уже не только с задачей ликвидировать последние существующие объединения кочевников, организованных по традиционному племенному принципу, но и с необходимостью обеспечить базу для будущего размещения монгольских улусов. Аналогичную задачу в это же время решал в Закавказье уже упоминавшийся выше Чормаган-нойон, который расположился со своими воинами в Муганской степи на территории современного Азербайджана. Отсюда военные формирования Чормагана контролировали положение дел в зависимых от монголов оседлых государствах. Впоследствии в более поздний период именно на таких степных территориях базировались монгольские улусы.

В течение 1238–1239 годов монголы вели интенсивные бои в кипчакских степях и на окраинах. «Осенью (1238 года. — Прим. перевод.) Менгу-каан выступил против черкесов и зимою убили тамошнего государя по имени Тукара. Шибан, Бучек и Бури выступили в поход в страну Крым. Берке отправился в поход на кипчаков. Потом Гуюк-хан, Менгу-хан, Кадан и Бури направились к городу Минкас (город аланов, расположенный на Северном Кавказе. — Прим. авт.) и зимой после осады, продолжавшейся один месяц и пятнадцать дней, взяли его»[366]. Весной 1239 года был взят Переяславль, осенью этого же года — Чернигов. «Когда Берке и другие царевичи занимались западной частью Половецкой степи, они были должны обеспечить себе правый фланг со стороны южного пограничья Руси и Половецкой земли»[367]. Характерно, что в то же время продолжались внутренние противоречия в южных русских землях. «Летописец рядом с рассказом о разгроме монголами Переяславля и Чернигова спокойно повествует о походе Ярослава к Каменцу, во время которого тот «град взя Каменец, а кнагыню Михайлову со множеством полона приведя си»»[368]. Последний пример весьма показателен. Переяславский князь Ярослав, отец Александра Невского, ставший после смерти своего брата Юрия новым князем владимирским, преследуя собственные внутриполитические цели, был в состоянии организовать военную экспедицию на дальнее расстояние.

Но всё же главной стратегической задачей монгольских войск в причерноморских степях, судя по всему, оставался разгром кипчаков. Об этом косвенно свидетельствует то большое значение, которое практически во всех источниках по истории Монгольской империи уделялось эпизоду с поимкой и казнью некоего кипчака Бачмана. У Джувейни он выделен в отдельную главу. «Одному из вождей поверженных кипчаков, человеку по имени Бачман, удалось уйти от преследования с отрядом кипчакских воинов, и к нему присоединились другие беглецы. Не имея никакого убежища или укрытия, он каждый день или каждую ночь отправлялся на новое место. Со временем зло, причинённое им, росло и наносимый им вред увеличивался»[369]. Против Бачмана выступил Менгу-хан, который смог настигнуть его на острове посредине реки Итиль (Волги). «Не успел Бачман опомниться, как был захвачен, и его войско было уничтожено за час. Монголы захватили в плен их жён и детей»[370]. Эта история практически в одном и том же виде повторяется и у Рашид ад-дина, и в «Юань-Ши».

Казалось бы, зачем официальной монгольской истории так подробно описывать этот эпизод. В ходе западного похода таких эпизодов наверняка было немало. Скорее всего, это можно объяснить принципиальной важностью для Монгольской империи окончательного покорения кипчаков. Естественно, что возросшее сопротивление их остатков, которое возглавил Бачман, не могло не обеспокоить монгольских руководителей. Кроме того, к этому моменту тюркские кочевники, в том числе и кипчаки, наверняка составляли уже внушительную часть монгольской армии, особенно той её части, которая находилась в западном походе, и действия Бачмана могли стать чрезвычайно опасными.

Для Монгольской империи действия военных вождей, возглавлявших традиционным образом организованные кочевые объединения, в принципе представляли серьёзную угрозу. В связи с этим можно вспомнить то внимание, которое монголы уделяли Кучлуку с его найманами или Джелал ад-дину с кочевниками канглы и кипчаками. Их ликвидация была принципиальным вопросом для политической системы Монгольской империи. Что касается Бачмана, то нельзя не отметить приведённое выше указание Джувейни о захвате жён и детей Бачмана, а также замечание Рашид ад-дина, что монголы «вывезли оттуда (с места поражения Бачмана. — Прим. авт.) много имущества»[371]. То есть Бачман и его люди явно не были чем-то вроде отряда повстанцев, а являлись типичным кочевым объединением. И судя по тому, что против него была брошена армия Менгу, и тому значению, которое придавала победе над ним монгольская официальная история, данное объединение было весьма внушительным и вполне могло на тот момент составлять некоторую политическую альтернативу власти монголов в кипчакской степи.

К 1240 году сопротивление в причерноморских степях и на прилегающих территориях, в Поволжье, на Кавказе, в северо-восточных русских княжествах было очевидно полностью подавлено. В том же 1240 году, по данным Рашид ад-дина, в Монголию были отозваны Менгу и Гуюк. «Гуюк-каан и Менгу-каан осенью того же года мыши по приказанию каана вернулись и расположились в своих ордах»[372]. Следующий этап похода монгольской армии на запад начался с захвата южнорусского города Киева поздней осенью 1240 года.

После взятия Киева монгольские войска направились в юго-западные русские княжества, Владимир-Волынское и Галицкое. «По пути «в Угры» множество бесчисленно русских градов взят, и всех поработи». Часть их бралась штурмом и защитники с населением уничтожались, некоторые сдавались и даже делались добровольными помощниками монголов (болоховские города, такие как Деревич, Губин и другие), но некоторые крепости монголы так и не смогли взять (Кременец, Данилов, Холм)»[373]. Затем монгольская армия по разным стратегическим направлениям двинулась в Польшу, Венгрию, где в апреле 1241 года практически одновременно в битвах при городе Легница и на реке Шайо разгромила соответственно польские и венгерские войска.