Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

полученные ими награды и трофеи меньше того, что они заслужили. Брут был нужен для придания заговору лица, ибо он имел репутацию самого доблестного из мужей. Предположительно, он был потомком того Брута, который изгнал царей 464 года назад. Его мать Сервилия была сводной сестрой Катона; его жена Порция была дочерью Катона и вдовой Бибула, одного из врагов Цезаря. «Некоторые думали, что Брут был сыном Цезаря, — говорит Аппиан, — ибо Цезарь был любовником Сервилии незадолго до его рождения»{429}; Плутарх добавляет, что Цезарь считал Брута своим сыном{430}. Возможно, что и сам Брут придерживался того же мнения и ненавидел диктатора за то, что тот совратил его мать, сделав его, как твердила грязная сплетня, не Брутом, но жалким ублюдком. Он всегда был угрюм и молчалив, словно размышляя над никому неведомыми обидами; в то же время он вел себя довольно горделиво, как и надлежало вести себя тому, в чьих жилах, несмотря ни на что, все-таки текла благородная кровь. Он превосходно владел греческим и усердно занимался философией; в метафизике он был последователем Платона, в этике — Зенона. От него не укрылось, что стоицизм, будучи по происхождению и настроению как греческим, так и римским учением, одобрял тираноубийство. «Наши предки, — писал он другу, — полагали, что мы не должны терпеть тирана, даже если это — наш отец»{431}. Он сочинил трактат, посвященный рассуждениям о доблести, и впоследствии попал благодаря своим абстракциям в изрядный переплет. Через подставных лиц он ссудил жителям кипрского Саламина деньги под сорок восемь процентов. Когда они стали уклоняться от уплаты постоянно растущих процентов, он потребовал от Цицерона, бывшего тогда проконсулом Киликии, обеспечить возвращение этих денег при помощи римской армии{432}. Он управлял Цизальпинской Галлией порядочно и умело и по возвращении в Рим был назначен Цезарем городским претором (45 г. до н. э.).

Все благородные струны его души возмутились против предложения Кассия. Кассий напомнил ему о его мятежных предках, и, может быть, Брут почувствовал, что ему брошен вызов и от него требуется доказать свое происхождение подражанием пращурам. Чувствительный молодой человек покрывался румянцем, когда видел на статуях древнего Брута надписи: «Брут, неужели ты мертв?» Или: «Твои потомки недостойны тебя»{433}. Цицерон посвятил ему несколько написанных в эти годы трактатов. Между тем патриции шептались между собой, что на следующем заседании сената, пятнадцатого марта, Луций Котта предложит провозгласить Цезаря царем на том основании, что, согласно Сивиллиным книгам, победить парфян сможет только царь{434}. Сенат, который наполовину состоял из выдвиженцев Цезаря, якобы проголосует за принятие этого предложения, и все надежды на восстановление Республики будут потеряны. Брут наконец уступил уговорам, и конспираторы составили окончательный план. Порция вытянула этот секрет из мужа, вонзив себе в бедро кинжал и показав тем самым, что никакая сила не заставит ее против воли разгласить доверенную тайну. В момент непредусмотрительного раскаяния Брут настоял на том, что Антония следует пощадить.

Вечером четырнадцатого марта собравшимся в его доме гостям Цезарь предложил порассуждать на тему: «Какая смерть наилучшая?» Его собственный ответ звучал: «Внезапная». На следующее утро жена просила его не ходить в сенат, говоря, что во сне видела его залитым кровью. Объятый теми же предчувствиями, слуга попытался устрашить его зловещим предзнаменованием и уронил на пол изображение одного из предков Цезаря. Но Децим Брут — один из самых близких его друзей, а также один из заговорщиков — настоятельно посоветовал ему посетить заседание сената, пусть только для того, чтобы лично попросить о переносе заседания. Некий друг, узнавший о заговоре, явился, чтобы предупредить его, но Цезарь уже вышел из дома. По дороге в сенат ему встретился предсказатель, который некогда шепнул ему: «Берегись мартовских ид!» Цезарь с улыбкой заметил, что иды наступили и все по-прежнему хорошо. «Но они еще не прошли», — ответил Спуринна. В то время как Цезарь совершал обычно предшествовавшее заседаниям сената жертвоприношение у театра Помпея, где должны были собраться сенаторы, ему в руки вложили табличку, извещавшую о заговоре. Он не обратил на нее внимания, и, согласно преданию, после его смерти она была найдена у него в руке[43].

Требоний, заговорщик, который был любимым полководцем Цезаря, помешал Антонию пойти навстречу Цезарю, заведя с ним какой-то разговор. Когда Цезарь вошел в театр и занял свое место, «освободители» без промедления бросились к нему. «Некоторые пишут, — сообщает Светонии, — что, когда на него напал Марк Брут, Цезарь по-гречески произнес: kai su teknon? («И ты, дитя мое?»)»{435}. После того, как Брут нанес ему удар, говорит Аппиан, Цезарь перестал сопротивляться; накрыв голову плащом, он подставил тело мечам и упал к постаменту статуи Помпея{436}. Самому совершенному человеку, рожденному античностью, посчастливилось — сбылось самое заветное из его желаний.

ГЛАВА 10

Антоний

44–30 гг. до н. э.

I. АНТОНИЙ И БРУТ

УБИЙСТВО ЦЕЗАРЯ — одна из самых страшных трагедий в истории человечества. Дело даже не столько в том, что его смерть прервала великие труды на государственном поприще и привела к еще одному пятнадцатилетию хаоса и войны; цивилизация все-таки выжила, и Август довершил начатое Цезарем. Трагизм заключался еще и в том, что правы были, видимо, обе стороны: заговорщики — когда думали, что Цезарь замышляет установить монархию; Цезарь — когда думал, что беспорядок и масштабы Империи привели к необходимости учреждения монархии. Люди разделились во мнениях по этому вопросу с того самого момента, как сенат на мгновение впал в оцепенение после происшедшего, а затем сенаторы в ужасе и замешательстве бежали из зала. Антоний, попавший внутрь после убийства, решил, что доблесть — в осторожности, и забаррикадировался в своем доме. Даже Цицерон потерял дар речи, когда Брут, сжимая в руках окровавленный кинжал, воздал ему хвалу как «отцу отечества». Выйдя на улицу, заговорщики застали на площади возбужденную толпу; они попытались завоевать ее расположение, выкрикивая истертые слова — Свобода и Республика, но ошеломленный народ не выказал никакого уважения к фразам, которые столько лет служили для того, чтобы прикрывать человеческую алчность. Опасаясь за свою безопасность, убийцы нашли убежище в зданиях на Капитолии и окружили себя личными телохранителями-гладиаторами. Вечером к ним присоединился Цицерон. Антоний, которого навестили их посланники, ответил им дружелюбной запиской.

На следующий день на Форуме собралась еще более многолюдная толпа. Заговорщики отправили своих агентов купить ее поддержку и преобразовать ее в законное