Русская революция. Книга 3. Россия под большевиками. 1918—1924 - Ричард Эдгар Пайпс

«Рабочий, просто организованный, превращается в мелкого буржуа, подчиняющегося только своим интересам. Никакой призыв к идеалам не достигает его слуха»{846}.

Этому взгляду он остался верен и после отдаления от социализма: в 1921 году, уже будучи фашистским вождем, он описывал рабочих «благочестивых и глубоко миролюбивых… по своей природе»{847}. Так, независимо от Ленина, и в социалистической и в фашистской своих ипостасях он осуждал именно то, что русские радикалы называли «стихией», то есть придерживался взгляда, что предоставленные сами себе рабочие не станут совершать революцию, а пойдут на сговор с капиталистами — квинтэссенция социальной теории Ленина[146].

Как мы видим, перед Муссолини встала та же проблема, что вставала и перед Лениным: как сделать революцию с помощью класса, нереволюционного по своей природе. И он решил ее так же, как Ленин, призвав к созданию элитной партии, которая сможет привить дух революционного насилия рабочим массам. Если к замыслу формирования партии как передового отряда революции Ленин пришел, исходя из опыта «Народной воли», то у Муссолини он сложился под впечатлением от трудов Гаэтано Моска и Вильфредо Парето, которые в 90-е годы XIX века и в начале XX популяризировали взгляды на политику как борьбу за власть среди элитных групп. Моска и Парето испытали влияние современных философских учений, в особенности теории Анри Бергсона, отвергавшего позитивное значение «объективных» факторов как решающих в социальном поведении в пользу волюнтаризма. Но основной импульс теориям о ведущей роли элит дала сама практика демократии XIX столетия, обнажившая ее несостоятельность. Дело не только в том, что европейские демократии раздирали вечные парламентские кризисы и скандалы — в Италии за последнее десятилетие XIX века шесть раз сменялось правительство, — но главное: все отчетливей подтверждалось представление, что демократические институты служат ширмой правлению меньшинства олигархии. Отталкиваясь от этих наблюдений, Моска и Парето сформулировали теорию, которая имела большое влияние на европейских политиков после Первой мировой войны. Концепция «элитарности» в политике была подхвачена основным направлением западной мысли и стала общим местом: по словам Карла Фридриха, элитарная теория стала «доминирующей темой в истории западной мысли последние три поколения»{848}. Но на переломе столетий это была еще совершенно оригинальная идея: в работе «Правящий класс» Моска признавал, что «нелегко допустить, как естественный и непреложный факт, что меньшинство управляет большинством, а не наоборот»:

«Господство организованного меньшинства, послушного единому импульсу, над неорганизованным большинством неминуемо. Власть любого меньшинства непреодолима, поскольку каждый индивидуум из большинства оказывается перед единым целым организованного меньшинства. В то же время меньшинство организовано уже только в силу того, что оно меньшинство. Сотня человек, действующих единодушно и единообразно, разделяющих общие для всех представления, возьмут верх над тысячью несогласованных и тем самым дающих возможность справиться с ними поодиночке»[147].

Решив раз и навсегда, что рабочий класс по самой природе своей является реформистским («экономические организации [профсоюзы] реформистские потому, что экономическая реальность реформистская») и что при любой политической системе власть принадлежит меньшинству, Муссолини пришел к выводу, что для «революционизации» трудящихся требуется, чтобы их возглавила «аристократия ума и воли»{849}. Эти идеи владели им уже в 1904 году{850}.

Руководствуясь этими взглядами, Муссолини принялся за преобразование Итальянской социалистической партии. «La Lotto di Classe» («Классовая борьба») — газета, которую он основал в 1910 году, преследовала реформистское большинство в манере, очень сходной с обращением Ленина с меньшевиками, хотя и не прибегала с такой легкостью к клевете. Ленин мог бы смело подписаться под редакционной статьей Муссолини в первом выпуске этой газеты:

«Социализм приближается, и мера воплощения социализма в недрах существующего гражданского общества определяется не политическими завоеваниями — обычными иллюзорными принципами Социалистической партии, — но числом, силой и сознательностью рабочих сообществ, которые уже сегодня составляют ядро коммунистической организации будущего. И рабочий класс, как говорит в своей «Нищете философии» Карл Маркс, заменит в ходе своего развития старое гражданское общество сообществом, которое уничтожит классы и классовые конфликты… В ожидании этого, конфликт между пролетариатом и буржуазией есть борьба класса против класса, та борьба, которая, — доведенная до своего высшего проявления, — и есть всеобщая революция… Экспроприация буржуазии будет финальным результатом этой борьбы, и рабочий класс без труда запустит производство на коммунистической основе, поскольку уже сейчас в своих профсоюзах он готовит оружие, учреждения, людей для этой битвы и этих завоеваний… Рабочие-социалисты должны образовать авангард, бдительный и боевой, не позволяющий массам забыть об идеале, к которому следует стремиться… Социализм не предмет торга, не игра для политиков, не мечты романтиков: и еще менее — спорт. Это стремление к моральному и материальному подъему, как отдельного индивидуума, так и всего коллектива, и, возможно, самая глубокая драма, когда-либо происходившая в человеческом коллективе, и, очевидно, самая лелеемая мечта миллионов человеческих существ, страждущих и не желающих более влачить жалкое существование, — но жить»{851}.

Играя на отчаянном радикализме рядовых членов, Муссолини сумел на съезде Социалистической партии в 1912 году изгнать из ее руководства умеренных. Среди его сторонников были и в последующем известные деятели итальянского коммунизма, в том числе и Антонио Грамши{852}. Муссолини вошел в состав исполкома партии, и на него было возложено издание газеты «Avanti!». Ленин на страницах «Правды» приветствовал победу фракции Муссолини:

«Раскол — тяжелая, болезненная история. Но иногда он становится необходим, и в таких случаях всякая слабость, всякая «сантиментальность»… есть преступление… И партия итальянского социалистического пролетариата, удалив из своей среды синдикалистов и правых реформистов, встала на верный путь»{853}.

В 1912 году, казалось, Муссолини, которому тогда было без малого 30 лет, суждено возглавить итальянских революционных социалистов, или «непримиримых», как их называли. Но этого не случилось из-за его позиции по вопросу об участии Италии в войне.

До 1914 года Муссолини предостерегал, что, если правительство объявит войну, социалисты ответят гражданским неповиновением. В 1911 г., после того как Италия направила войска в Триполитанию (Ливию), он предупреждал, как и Ленин, что социалисты готовы превратить «войну между народами в войну между классами»{854}, а средством достижения этого станет всеобщая стачка. Он повторил свои угрозы в канун Первой мировой войны: если Италия, нарушив нейтралитет, встанет на сторону Центральных держав против Союзников, писал он в августе 1914 года, ее ожидает пролетарское восстание{855}. Историк фашизма Эрнст Нольте, по какой-то