Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

были лезть не в свое дело. В Москве Буллит приехал к Литвинову. В этот раз они не спорили. Буллит предположил, что японцы имели в виду установление протектората над Китаем. Литвинов согласился, что «… этого надо было ожидать, поскольку Япония не встречала препятствий на своем агрессивном пути до сих пор». Буллит спросил, что можно сделать. Литвинов ответил, что этот вопрос в меньшей степени волнует СССР, так как у него нет там инвестиций или военных обязательств. Единственное, что могло бы привлечь внимание Японии, это совместная декларация всех стран Тихоокеанского бассейна. Буллит отнесся к этой идее с сомнением. Он полагал, что Япония не решилась бы на этот шаг, не согласовав его с Великобританией. Литвинов так не думал[563].

Буллит отправил телеграмму Хэллу: «СССР даже не пытается скрыть свою радость от заявления Японии в отношении Китая. Советская позиция сильно улучшилась, так как теперь, вероятнее всего, США и Великобритании придется открыто противостоять Японии, а СССР сможет остаться на заднем плане». По словам посла, у Литвинова было хорошее настроение, и он широко улыбался.

«Возможно, ваше правительство [это Буллит передавал слова Литвинова. — М. К.] теперь поймет, что Япония пойдет на что угодно. Любая уступка приведет лишь к новым требованиям. Это равно установлению протектората над Китаем». Подождите, разве не Буллит это сказал, если смотреть записи Литвинова? Так часто бывало в советских и западных отчетах. Всегда лучше показать, что чувствительные темы затронул собеседник.

Буллит спросил Литвинова, почему с совместной декларацией не может выступить Лига Наций?

«Она не станет», — ответил нарком.

«А могут ли помочь слова, — спросил Буллит, — пока мы не готовы противостоять действиями, к которым никто из нас не стремится?»

«До сих пор Япония использовала только слова, — ответил Литвинов, — так что на настоящий момент вполне можно ответить так же»[564].

К сожалению, что касается «джентльменского соглашения», для него Япония была мимолетной проблемой. Американский посол в Польше Джон Кудахи пояснил свою позицию полпреду Давтяну. В США нет лидера, способного повести страну на войну. Рузвельт «очень влиятельный», но он занят, так как у него «слишком много внутренних сложностей». По словам Кудахи, американцы были слишком провинциальными, и им сложно было сосредоточиться на более важных вопросах[565].

Итак, стороны снова вернулись к зашедшим в тупик переговорам о выплате долга и кредите. Трояновский подтвердил слова Кудахи и сказал, что Рузвельт нерешителен в деле СССР из-за внутренних сложностей. Республиканцы готовились атаковать со всех сторон. Президент терял преимущество и не мог поэтому сделать решительный шаг. По словам Трояновского, судьба советских отношений с США была связана с судьбой Рузвельта. Посол рекомендовал проявить терпение, что, вероятно, разозлило Литвинова, так как американские бизнесмены хотели торговать с СССР и давить бы начали не на него, а на американское правительство, вынуждая ослабить законопроект Джонсона и снять запрет с экспортно-импортного банка. Соответственно, ситуация не была безнадежной, и переговоры все еще были возможны[566].

Трояновский был настроен слишком оптимистично, но полагал, что он сможет справиться с этим делом, если только Литвинов ему позволит. Мур встречался с Рузвельтом, чтобы обеспечить себе прочную позицию в переговорах. По мнению Трояновского, существовали разногласия между президентом и Госдепартаментом. Если это действительно так, то Мур их уладит. Рузвельт одобрил то, как Буллит ведет переговоры с Литвиновым. Если советская сторона предложит пойти на дальнейшие уступки, то Рузвельт, возможно, тоже «согласится на какие-то изменения». Это одна сторона дела. Но кроме того, Трояновский хотел встретиться с президентом без Рубинина[567]. Ах да, Рубинина отправили в Вашингтон помогать Трояновскому, которому это было не нужно. Что произошло? Рубинин вернулся в Москву, так и не повлияв на проведение переговоров в Вашингтоне.

30 апреля Трояновский наконец встретился с президентом. Вместе с ним на встрече присутствовали Хэлл и Мур. Встреча не увенчалась особым успехом. Вероятно, Хэлл и Мур приехали, чтобы убедиться, что Рузвельт не отклонится от согласованного курса, изложенного ранее Муром. Так и получилось. Прорыва не случилось, и президент дал понять, что хотел бы, чтобы переговоры продолжились в Москве. Трояновский полагал, что сможет добиться большего успеха, если возьмет инициативу в свои руки в Вашингтоне, но Рузвельт отверг эту идею[568].

Хэлл набросал отчет о встрече с Трояновским. Там написано то же, что и в советском отчете, а главное, указано, что Рузвельт хочет, чтобы переговоры проходили в Москве. Однако Хэлл полагал, что, возможно, с Трояновским будет проще справиться, даже если предложение, сделанное в Вашингтоне, должно будет пройти через Москву и Литвинова с Буллитом[569].

Литвинов не был доволен результатами встречи: «К сожалению, Вы в разговоре с Рузвельтом не придерживались директивы…». Появлялось все больше признаков того, что Литвинов и Трояновский придерживаются разных взглядов. Трояновский даже не заговорил о займе, не упомянул конкретные цифры или долгосрочные кредиты — все то, что Литвинов предлагал Буллиту. С точки зрения наркома, встреча была совершенно бесполезной. «Мы из этого тупика не выйдем, пока Госдепартамент не даст Буллиту новых инструкций по центральному пункту разногласий. Разъясните это немедленно Госдепартаменту». Трояновский фокусировался на деталях, забывая, что на самом деле важно, сделал вывод Литвинов[570].

9 мая Буллит снова обсудил с Литвиновым разные вопросы, однако главная тема долгов и кредита не была затронута. Когда посол собрался уходить, нарком сказал, что получил телеграмму от Трояновского, в которой говорилось, что Госдепартамент отправил Буллиту дальнейшие инструкции. Литвинов рассказал про переговоры с Рузвельтом и Муром. Буллит удивился и сообщил, что он получил телеграмму из Вашингтона, в которой говорилось, что его хочет видеть Литвинов. На этом месте они оба засмеялись: им понадобилось посредничество Вашингтона, чтобы преодолеть сложности в отношениях. Благодаря юмору получилось конструктивно обсудить основные пункты, по которым возникли разногласия, примерно так, как Литвинов просил Трояновского. Нарком даже упомянул моменты, которые посол опустил в разговоре с Рузвельтом. Они долго беседовали, и наконец Буллит согласился, что предложения Литвинова и уступка в виде дополнительных 25 млн в счет долга Керенского могут стать выходом из тупика[571]. Однако, отметил нарком, приоритеты расставлены неверно. 25 млн долларов — это пустяк с учетом того, что Европа и Азия вот-вот взорвутся.

Также стороны сделали небольшие шаги навстречу друг другу, чтобы удержать отношения от эскалации. Литвинов отправил Рузвельту коллекцию советских марок (это было хобби президента), а тот в ответ согласился принять сына наркома в Вашингтоне. Буллит и Литвинов встретились снова через три дня. Посол был не так непреклонен, как обычно. Он отправил в