Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг. - Майкл Джабара Карлей

Вашингтон телеграмму и попросил прояснить позицию Госдепартамента и теперь ждал ответа. Встреча прошла без озлобленности и ссор. Стороны, скорее, пытались понять подход друг друга. Литвинов сообщил, что он уезжает в Женеву и что переговоры продолжит Крестинский и Рубинин[572]. «Во время нашего разговора Литвинов держался крайне дружелюбно, — сообщил Буллит. — Мне показалось, что отсутствие его обычной воинственности объясняется отчасти желанием советского правительства достичь соглашения и убеждением, что мы непреклонны, но главным образом еще тем, что ему лично не придется идти на уступки»[573].

16 мая Буллит встретился с Крестинским и Рубининым. Однако это не помогло продвинуться вперед. Буллит передал Крестинскому копию оригинального предложения Госдепартамента, что означало, что США не изменили свою позицию, несмотря на уступки советской стороны. Крестинский отказался ее обсуждать или принять как основу для обсуждения. Буллит ответил, что всего лишь хотел ознакомить его с ходом переговоров. Крестинский сказал, что он полностью в курсе всего происходящего, и спросил, есть ли новые предложения у Вашингтона. Буллит ответил, что нет. Другими словами, советская сторона пошла на две важные уступки: согласилась на дополнительные 25 млн долга и на экспортно-импортный банк в роли посредника для получения кредита (или, другими словами, займа) для покупки американских товаров. Тогда Буллит предложил перенести переговоры в Вашингтон, но Крестинский сослался на Рузвельта и сказал, что они должны проходить в Москве. Видимо, официальные лица Госдепартамента решили, что они могут добиться большего от Трояновского, чем от Литвинова. Буллит считал Литвинова упрямым, но ведь на уступки согласилась советская сторона, а не американцы. Затем состоялся обмен мнениями насчет их текущих позиций, который никуда не привел. По словам Крестинского, предложения США были неприемлемыми. Это полностью совпадало с позицией Литвинова. По сути, Крестинский объяснил, что СССР торгует в своих собственных интересах, а не в интересах других стран. В том-то и была загвоздка, поскольку именно это Государственный департамент никак не хотел признавать. Если он прижмет к ногтю советскую торговлю, то сможет контролировать цены, процентные ставки и деньги, выплаченные в счет долга Керенского. Под конец Крестинский заявил, что Госдепартамент должен принять советское предложение. Это означало, что США должны были пойти на уступку. Буллит уточнил, последнее ли это слово советского правительства, и Крестинский ответил, что да и что послу следует передать его Рузвельту. На этом встреча окончилась. Крестинский добавил, что, хотя он не пошел на уступки, переговоры прошли в дружеской атмосфере[574].

Буллит выяснил, что Крестинский может быть таким же жестким, как Литвинов. Он написал, что встреча не дала результата. По сути, предложение Крестинского заключалось в следующем: пусть импортно-экспортный банк даст скидку 100 % на товары «Амторга», то есть предоставит СССР заем в размере 200 млн. «А мы, — добавил замнаркома, — выплатим 100 млн долга, и на этом вопрос будет решен. Мы не будем заключать соглашения, если оно не даст нам возможность покупать за наличные, а не в кредит». Буллит ответил, что такое предложение неприемлемо для Вашингтона и продолжать разговор будет потерей времени. Посол также предложил следующий вариант: Госдепартамент подготовит документ, в котором изложит свою минимальную позицию, и нужно будет его передать Трояновскому для того, чтобы «правительства обеих стран перестали тешить себя иллюзиями». Крестинский ответил, что он «предпочел бы бесконечно продолжать разговор». Подобное высказывание отсутствует в отчете Крестинского. «Рубинин целый час пытался меня убедить принять [советское. — М. К.] предложение». Буллит ответил, что это невозможно[575].

Рубинин записал разговор с послом, в котором затронул несколько тем. Когда они в конечном итоге заговорили о долгах и кредитах, Рубинин попытался убедить Буллита, что США заинтересованы в принятии советского предложения, так как оно позволит обеспечить американские компании заказами. Конечно, так бы и было. Рубинин также позволил себе личный комментарий. Он сказал Буллиту, что ему предстоит «очень важная задача», что он «вписал свое имя в историю советско-американских отношений, он занял определенное, весьма видное место в этой истории как активный и смелый борец за дело нормализации этих отношений». Это, конечно, было грубой лестью, но за ней стояло нечто большее. Профессиональный дипломат четко следовал инструкциям своего правительства, механически передавал сообщения и так далее. «Задача политического деятеля, каким является Буллит», была в интерпретации мнения правительства, которое он представлял. А это была сложная работа в Вашингтоне, признал Рубинин, где не всегда были готовы понять советскую точку зрения и сделать вклад в разрешение насущных вопросов. Буллит насторожился и уточнил у Рубинина, разделяет ли он точку зрения некоторых своих коллег, которые полагают, что Келли враждебно относится к СССР. Рубинин ответил уклончиво. Затем Буллит сказал, что пока у власти Рузвельт, он будет работать на него. Что будет дальше, он пока не думал. Посол также добавил, что, конечно, нельзя игнорировать общественное мнение в США, но трудно его оценить, находясь в Москве. Он попросит президента сделать подробное предложение НКИД. Рубинин завершил отчет следующим комментарием:

«Буллит произвел на меня впечатление большой растерянности. Совершенно незаметно, чтобы он занимался серьезно своей работой или изучением СССР. Единственное дело, которому он отдается с рвением, это изучение русского языка. По-видимому, он твердо решил выполнить обязательство, данное Рузвельту, изучить русский язык не то в три, не то в шесть месяцев. Образ жизни, судя по его собственным словам и по рассказам некоторых товарищей, он ведет довольно нелепый, праздный, не культивируя связи даже с теми товарищами, с которыми он давно знаком… Не заметно у него интереса к каким-либо серьезным вопросам. Сказывается результат того почти 15-летнего бонвиванства, в которое Буллит погрузился после своего разрыва с Вильсоном в [1919] году»[576].

Как неожиданно! Буллиту нравился Рубинин, и он относился к нему с уважением. Он был «приятным молодым человеком». И Рубинин поладил с послом, во всяком случае настолько, что мог обсудить какие-то личные вопросы. Это довольно неожиданно, обычно отношения между советской стороной и Западом описываются совсем иначе. Читатель еще увидит похожие истории позже.

Госдепартамент одобрил отказ Буллита от предложений Крестинского: это был «практически… заем в размере 200 млн долларов без всяких условий».

Да, так и было. 200 млн долларов должны были быть выплачены в полном размере с процентами, а разница выше рыночной ставки — пойти на оплату 100 млн долга Керенского. Таким образом, через 20 лет экспортно-импортный банк получил бы обратно свои деньги вместе с процентами и дополнительной надбавкой на погашение долга. Что тут не так? Ситуация была выгодна обеим сторонам. Американские производители получили бы 200 млн долларов на развитие бизнеса, а рабочие — новые рабочие места. Примерно