Пепел перемен, Том 7: Цена власти - Илья Витальевич Карпов

— Слова слабого человека, не способного смотреть в будущее, — презрительно бросил король и вновь обратился к принцессе: — Полагаю, моя дочь окажется не столь малодушна. Подобный порок недостоин той, кто объявляет себя королевой.

— Я должна сдаться, чтобы доказать свою смелость? — принцесса позволила себе улыбку. — Всё-таки в тебе мало осталось от моего отца. Его место почти полностью занял безумец.

Король нахмурился, напряг скулы, а взгляд наполнился беспощадной сталью.

— Зря я пытался говорить с тобой, как отец с дочерью, — ледяным голосом проговорил он. — Пришла пора поговорить, как с мятежницей, восставшей против своего короля.

— Всё-таки в наших жилах течёт одна кровь, — ответила Мерайя.

— Как ты смеешь… — с нескрываемой злобой процедил король. — Я сражался за память моей сестры, за твоё будущее, за будущее всей нашей страны! Но негоже королю оправдываться. Я дам тебе последний шанс, другого не будет. Убеди этот сброд сдаться сейчас, и твоё наказание будет куда менее суровым, чем могло бы. Я даже готов пощадить некоторых из тех, кого ты зовёшь своими союзниками.

Тяжёлая, гнетущая тишина повисла в шатре, но принцесса не стала медлить с ответом. Отступить сейчас было бы преступлением, перед которым померкли бы даже чудовищные деяния короля.

— Я Мерайя Одеринг, будущая королева Энгаты. И мой ответ нет. Пусть боги и люди будут тому свидетелями.

Король шумно выдохнул через нос. Не сводя с дочери испепеляющего взгляда, он улыбнулся страшной холодной улыбкой, больше похожей на волчий оскал.

— Ты пошла против короля, преступила закон богов и людей. По всему выходит, что ты изменница, Мерайя. И ведёшь армию изменников. Я жалею, что дал тебе имя моей любимой сестры. Ровно шестнадцать лет назад, на восьмой день середины осени.

По коже пробежал холодок. За суматохой последних месяцев принцесса не заметила, как наступили её собственные именины.

— Да, Мерайя, я не забыл, — продолжал король. — Шёл дождь, гремел гром. В такие дни рождаются сильные наследники, говорили лекари Одерхолда, и я им верил, ждал сына-первенца. Но даже когда мне объявили о рождении дочери, я не был разочарован. Разочаровался я лишь сейчас. Ты не достойна носить не только имя моей сестры, но и имя моего дома.

Принцесса догадывалась, к чему ведёт король. И он не обманул её ожидания.

— Поэтому я, Эдвальд Одеринг, отрекаюсь от тебя, Мерайя. Отныне ты больше не моя дочь и не часть дома Одерингов. И когда южан одолеет холод и голод, а земля Энгаты сполна насытится их кровью, твоя судьба будет незавидной. Ни мольбы, ни молитвы тебе более не помогут. Моё сердце для тебя закрыто, а Железный владыка не пощадит никого.

— Даже тебя?

Король осёкся. В его глазах промелькнуло нечто, чего Мерайя прежде никогда не видела. На короткий, почти незаметный миг взгляд Эдвальда Одеринга охватил всепоглощающий ужас.

— Переговоры окончены, — коротко сказал он и покинул шатёр.

* * *

— Эдвальд? Переговоры? Да ты шутишь!

Таринор сидел в заколоченном домишке с земляным полом и прохудившейся крышей, надеясь только, что темнеющее вечернее небо не разразится дождём. Когда становилось совсем зябко, он грелся над пламенем, пляшущем в руках Игната.

Когда на пороге появился Дэйн Кавигер, наёмник удивился. Но когда тот рассказал, что вернулся с переговоров, Таринор расхохотался.

— А о нас, значит, не спрашивал? Вот тебе и доверенное лицо. Слыхал, Игнат? Эдвальду-то на нас плевать с самой высокой башни Чёрного замка. Вам бы всё тщательно проверить. Вдруг его величество спрятал под полами мантии пару карликов-убийц, которые ночью перережут всем горло.

Дэйн горько усмехнулся

— А что? — продолжал Таринор. — После того взрыва я уже готов поверить во что угодно. Особенно после того, как во всём этом обвинили нас с Игнатом. К слову, как там показал себя господин Таммарен? Не вставил ли своё в-в-веское с-с-словцо?

— Нет, Тейнос Таммарен молчал. Ни слова не проронил, только внимательно смотрел и слушал. Он вообще выглядел удивительно спокойным. И, судя по запаху, этому помог бокал-другой вина.

— Странно, что не потребовалась целая бутылка. У него всегда так бегают глаза, что того и гляди выскочат из глазниц. Кто ещё там был с их стороны?

— Фолтрейн, он же теперь командующий гвардией. Ещё магистр железной руки, парнишка по имени Эрниваль…

— Ох, Эрниваль, — протянул Таринор, — разметала же нас с тобой судьба.

— Лучше б его тогда не спасали, — буркнул Игнат.

— Да брось. Никогда не знаешь, как выведет судьба. Ещё скажи, лучше бы ты его при Лейдеране заживо сжёг.

Игнат насупился, но ничего не ответил.

— Ещё на переговоры пришёл мой отец, лорд Аран Кавигер. Хранитель клинка.

— Вот ведь… — вздохнул Таринор. — Интересно, что случилось со старым Джерродом Раурлингом?

— Наверняка ничего хорошего. Отец был пленником. Вряд ли король бы дал ему такой титул, просто чтобы столкнуть нас на поле боя.

— От Эдвальда нынче всего можно ожидать. Если он не может причинить вред напрямую, то сделает так, чтобы его врагов мучили кошмары. Значит, их было четверо?

— Пятеро. Ещё королева. Она же матриарх.

— Погоди, та невзрачная девчонка? Королева? Видать, король совсем головой поехал. У Эдвальда, которого я когда-то знал, хотя бы был вкус… О прежней королеве по стране легенды ходили. Как только её люди не звали: огненная лиса, морская бестия, рыжая русалка… А как обзовут эту? Бледная моль?

— В любом случае, переговоры закончились ничем.

— Не мудрено, — ответил Таринор. — Из Эдвальда переговорщик, как из меня епископ. Он куда увереннее чувствует себя на поле боя, чем за столом переговоров. И я не преувеличиваю, он сам мне однажды так сказал. Весь его скудный дипломатический талант сводится к «сдавайтесь или мы вас убьём».

— Примерно к этому и сводились его слова, — вздохнул Дэйн.

— Всё как тогда, семь лет назад. Видать, с тех пор Эдвальд так и не научился главному правилу хорошего переговорщика: не смотреть на собеседника как на дерьмо, даже если от всей души считаешь его таковым.

— Он пытался запугать собственную дочь. Это выглядело… гадко. Но Мерайя выдержала все нападки со стойкостью, достойной королевы. Тогда он отрёкся от неё. Сказал, что она больше не принадлежит