Пепел перемен, Том 7: Цена власти - Илья Витальевич Карпов

не стану повторять в вашем присутствии. Тогда я решила задержать его. Он крикнул «как ты смеешь, я Тейнос Таммарен», и тогда я поняла: это тот самый человек, из-за которого сир Таринора взяли под стражу. Потому и решила привести его сюда.

— Волокла меня, к-как звериную т-тушу! — негодовал Тейнос. — Ваше высочество, всё было не так!

— Так вы не ушли из лагеря посреди ночи с сумкой в руках? К слову, что в ней было?

Могучий Грегорион поставил перед принцессой стол, а Равена вытряхнула из сумки содержимое. Тейнос Таммарен затих, кажется, даже перестал дышать. На столе лежали несколько перстней, прежде их видели на пальцах самого Тейноса, свёрнутая одежда и пара туфель из телячьей кожи, украшенных золотой вышивкой. Но больше всего внимание привлёк лист бумаги, сложенный в несколько раз.

Мерайя развернула его. Ни одной надписи, только линии, полукруги и квадраты, что складывались в причудливую схему. Рисовали явно в спешке.

— Выглядит знакомо, — сказала она и передала бумагу Эмилио Сфорца. — Что скажете, сеньор?

— Иль кампо, — ответил Сфорца, едва взглянув на схему, а переведя взгляд на Тейноса Таммарена, кондотьер процедил: — Традиторе.

— Сеньор Сфорца полагает… — начала было переводчица, но принцесса перебила её.

— Не утруждайтесь, мне всё понятно и так. Тейнос Таммарен предатель. Он шёл в город, чтобы передать врагу схему лагеря. И, наверное, не только её? Так вы служите своей королеве? Так вы верны своему дому? И не потому ли вы были поразительно спокойны на переговорах?

Тейнос задрожал всем телом. Его дыхание сделалось частым и судорожным, а глаза забегали даже сильнее, чем обычно.

— Нет! — вскрикнул он, вскочив с места. — Это ложь! Грязная ложь! Я наследник дома Таммаренов! Вы не смеете!

Он рванулся к выходу, с грохотом опрокинув стул, но Эмилио Сфорца успел ухватиться за шиворот дорогого костюма, и Тейнос повалился на спину. Кондотьер поднял его на ноги и вместе с Дэйном попытался усадить обратно, но тот брыкался и вырывался.

Тогда Сфорца отвесил Тейносу оплеуху столь резкую и неожиданную, что тот сразу же замолчал. Только смотрел изумлённым взглядом, не веря в произошедшее.

— Фильо ди путтана, — процедил кондотьер, поправляя рукав.

— Господин Сфорца, — вновь заговорила принцесса, — есть ли среди ваших людей пыточных дел мастера? Думаю, стоит выяснить, что ещё скрывает этот лживый язык.

От этих слов Тейнос Таммарен ожил и испуганно затараторил:

— П-прошу, ваше высочество! Не нужно п-пыток! Я всё с-с-скажу! Всё! К-к-к-клянусь!

— Много ли стоит клятва предателя? — покачал головой Дэйн.

— Умоляю! — простонал Тейнос. — С-с детства не переношу б-боли! С-сразу же лишусь чувств! Или д-д-даже умру!

Следующие полчаса Мерайя и остальные внимательно слушали сбивчивый рассказ. О том, как Тейнос Таммарен изначально не верил в успех восстания и отправил послание королю ещё из Высокого дома. Как посылал гонцов и сообщал о продвижении войска, как получил известие, что в подвале крепости Око короля заложены бочки со взрывчатой смесью. Король прислал приказ уговорить Сфорца поставить там шатёр, а после скоординировать присланного из замка мага огня.

Покушение успехом не увенчалось, и тогда Тейносу велели помешать постройке осадных машин, когда войско встанет лагерем. С этим он справился блестяще, а вдобавок сумел обвинить Игната и Таринора, чтобы посеять в рядах осадного лагеря недоверие к собственным союзникам.

— Так значит отец всё же рассчитывал выдать меня за вас замуж в случае победы, — проговорила Мерайя. — Ваше счастье, что этого не произойдёт. В первую же ночь я бы вонзила вам в горло нож для конвертов, а следом сделала бы то же самое с собой.

— А вчера п-после п-переговоров мне п-передали записку от его величества. Чтобы я зарисовал план лагеря, отметил, где стоят обозы и ночуют командиры, а ночью п-пришёл к К-королевским воротам. Там меня должны были впустить в г-город…

Услышав перевод этих слов, Эмилио Сфорца нахмурился и сосредоточился на собственных мыслях.

— Будь у нас были метательные машины, я бы с удовольствием вам в этом помогла, — ожесточённо добавила она. — Вот только почему король видеть своего шпиона именно сегодня…

— Не знаю, в з-записке ничего не с-с-сказано, — испуганно сказал Тейнос и поспешно добавил: — Клянусь! Там об этом ни слова! Она у меня с с-собой, можете п-посмотреть!

Принцесса задумалась и после недолгого молчания сказала:

— Вы предали свой дом, меня, каждого человека в этой комнате и этом лагере. О нашей свадьбе теперь не может идти и речи, полагаю, дом Таммаренов меня поймёт. Но это мы уладим позже. Первым делом нужно исправить то, что вы натворили. Сир Дэйн, велите освободить из-под стражи тех, кого этот человек грязно оклеветал.

— А после Сеньор Сфорца желает видеть сира Таринора у себя, — добавила переводчица. — И чем скорее, тем лучше.

Глава 27

Гильям Фотрейн не любил командовать. Вернее сказать, ему претила роль командира армии, которому приходится торчать на военных советах, а после исполнять определённую там стратегию. А после, в самой битве, следить за множеством отрядов сразу, отдавать сигналы к атаке и отступлению, отходить на высоту, чтобы окинуть взглядом поле боя.

Ему хватало опыта, чтобы уверенно сказать: любое сражение, пусть даже поминутно выверенное и тщательно спланированное, рано или поздно превращается в сумятицу. Разум уступает место эмоциям, холодный расчёт — горячке боя, а солдатня, ещё недавно упрямо рубящая врага, мгновение спустя может пуститься наутёк.

Именно поэтому Гильям предпочитал сражаться во главе малых отрядов, неожиданно вонзаться в тыл или фланг, а после с наслаждением отдаваться ярости, сокрушать врагов, и обращать их в бегство собственными руками. Лишь там, среди воплей и стонов, среди крови и пота он чувствовал себя на своём месте. Настоящим. Свободным. Живым.

Накануне вечером он всё-таки решился отдать свой рот на растерзание мяснику Уоллесу. К тому же на этом настоял король, а злить его величество Гильяму не хотелось. Судя по вмятинам на железном протезе, Эдвальд Одеринг и без того был не в восторге от последних событий, а переговоры ещё больше подлили масла в огонь.

Гильям попросил в лечебнице самое сильное обезболивающее средство, которое у них только есть, и белые сёстры не смели спорить с командующим гвардии, который выглядел так, будто готов разрубить каждую из них пополам. Вскоре Гильям уже спускался в подземелье, пошатываясь от нахлынувшего блаженства.

Мясник