Пепел перемен, Том 7: Цена власти - Илья Витальевич Карпов

Сзади напирали лагерные силы с бело-голубыми знамёнами, которые едва сдерживали обессилевшие пехотинцы. С другой стороны приближались полосатые тряпки с золотым львом, перед которыми ехал всадник в блестящем на солнце золочёном шлеме. Нужно уходить. Сейчас же. К Южным воротам путь закрыт. Оставалось лишь одно: пробиваться к Королевским.

Гильям протрубил в рог, и сотни измученных глаз обратились на него.

— К чёрту мост! — выкрикнул он. — К Королевским воротам!

— К Королевским воротам! — прокатилось по рядам, и началась давка.

Те, кто пытались прорваться через мост под градом острых камней, повернули назад, расталкивая остальных с животным упорством. Кто-то, не удержавшись, падал в реку, кто-то получал камнем в затылок или висок и падал замертво. Конные, пытаясь пробиться к спасению, безжалостно топтали пеших. Кто-то пытался прорубиться через ряды своих же, а кто-то, спасаясь от давки нёсся к лагерю, в надежде сдаться в плен.

Отступление превратилось в бегство. Безумное, позорное и лишённое всякого порядка. Сир Гильям Фолтрейн выбрался чудом и теперь с остальными всадниками во весь опор нёсся к городским стенам в надежде, что стража узнает цвет его накидки.

К счастью, ворота открыли ещё когда рыцари пронеслись мимо Горького холма. Ещё никогда смрад качающихся в петле мертвецов не казался Гильяму столь родным и желанным.

Решётка ползла вверх медленно, словно пьяная улитка, а створы ворот открывались, кажется, целую вечность, но, наконец, в город потёк ручей рыцарей и настигших их королевских солдат. Проигравших, израненных, едва стоявших на ногах от усталости… но живых.

Глава 28

Сегодня его величество проснулся раньше обычного. Горизонт ещё даже не посветлел, а он уже велел седлать коня. Эдвальд сгорал от нетерпения и ему хотелось лично осмотреть войска перед вылазкой.

Неожиданное появление короля вызвало среди солдат и рыцарей небывалое воодушевление. Они кричали «ура!» и «слава королю!», сжимали железные обереги в виде кулаков и звенели мечами о нагрудники. Это войско должно было пошатнуть у южан веру в победу, поколебать их верность и заставить выбирать между деньгами и собственной жизнью. А Эдвальд знал не понаслышке, что наёмники всегда предпочтут жизнь.

Увиденное настолько взбудоражило и воодушевило короля, что, благословив войско, он немедленно вернулся в замок и отправился в покои супруги. Эрниваль, дежуривший у двери, попытался было что-то сказать, но не посмел перечить его величеству и открыл дверь.

Агну король застал в окружении полудюжины служанок. Она сидела в просторной бронзовой ванне, украшенной орнаментами, ножки которой были выкованы в виде четырёх русалок, стоящих на хвостах. На столике рядом стояли открытые склянки с разноцветными маслами, порошками и бальзамами, а воздух пропитался сладкими цветочными ароматами. Судя по всему, королева только что закончила омовение.

— Оставьте нас, — махнула рукой Агна, и девушки поспешили покинуть комнату.

— Я не вовремя? — улыбнулся Эдвальд.

— В самый раз, — полным блаженства голосом ответила супруга. — Обнажаться пред мужем при свете дня — грех. Так написано в «Триедином пути», но владыка Калантар считает иначе.

Король улыбнулся и провёл пальцем по полированному краю ванной.

— Вижу, этой штуке всё-таки нашлось применение. Я заказывал её для Мередит, ещё когда мы поженились. Ещё до того, как узнал, что она ненавидит русалок и всё, связанное с морем. Предлагал отдать ванную на доработку, поменять ножки, но королева сказала, что будет мыться в ней, несмотря ни на что. Наверняка хотела, чтобы я ощущал вину.

— И ты ощущал?

— Ни капли. Единственная женщина, что когда-либо заставила меня по-настоящему чувствовать себя виноватым — моя сестра. Если бы я только сумел предотвратить её гибель…

— То никогда бы не обрёл Владыку, — закончила фразу Агна. — Не познал бы истину и не ступил на путь силы.

— Ты мудра не по годам, — улыбнулся Эдвальд. Он погладил жену по влажным волосам и добавил, помрачнев: — Если бы моя дочь имела толику той же мудрости, то догадалась бы, что Хельдерик лишь использует её ради собственной жажды власти.

— Мне казалось, переговоры прошли хорошо. Враги увидели нашу силу, а ты, муж мой… решительно отсёк гнилую ветвь родового древа.

Эдвальд кивнул.

— Ты права. Всё прошло лучше, чем могло бы. Болван Таммарен стоял с таким самодовольным видом… Будто собирался здесь и сейчас раскрыть все наши карты. Этой ночью он должен был прийти в замок с подробной схемой лагеря, но так и не появился. Наверняка попался. Не стоило доверять такое дело недоумку… Надеюсь, у наших врагов хватит душу воздать предателю по заслугам. На их месте я бы его не пощадил.

— Разве это помешает планам?

— Не думаю. Прямо сейчас отважные мужи Энгаты крушат лагерь захватчиков. И пусть нахальный южанин смеётся сколько угодно — голод и холод отучат его разевать рот. А за то, что назвал меня трусом, я возьму кинжал и вырежу ему улыбку на лице от одного уха до другого. Место придворного шута как раз пустует.

— Командир наёмников производит впечатление человека, который не привык отступать, — проговорила Агна. — Владыка высоко бы его оценил.

Эдвальд поморщился, но тут же улыбнулся и заговорил снисходительно:

— Знаешь, почему наёмников зовут псами войны? Псы хранят верность лишь тому, кто их кормит. Я слышал, как в осаждённых крепостях оголодавшие собаки загрызали псарей, которые растили их ещё щенками. Способность хранить верность вне зависимости от обстоятельств присуща лишь человеку. Верность идеям и убеждениям, верность своему богу. И я вижу в этом великую силу, которую ни один наёмничий командир не способен даже осознать.

— Слова достойные верного слуги Железного владыки, — подобострастно проговорила королева и опустилась глубже в ванную, отчего ароматная вода выплеснулась через край.

— Не слишком горячо? — спросил Эдвальд. — Лекари говорят, горячая вода вредна тем, кто носит дитя.

— Если только это дитя не благословлено самим Калантаром. Вряд ли учёные мужи знакомы с подобным случаем.

Агна положила руку на живот и улыбнулась.

— Я видела сон, — продолжала она. — Там был ты, Эдвальд. И наш владыка. Он сказал, что родится сын. Принц принцев, король королей, пред которым деяния правителей прошлого померкнут, словно свет звёзд перед восходящим солнцем.

Эдвальд помрачнел. В памяти всплыл недавний кошмар. Мог ли подобный сон присниться Агне?

— Что ещё говорил