Иностранная литература, 2023 № 06 - Журнал «Иностранная литература»

— А как подсказала Каролина? — лейтенант Морн был очень терпелив.

— Она сказала, что слышала, как Мари за закрытой дверью говорила с Джессикой в комнате Джессики. И что она прошла в комнату Мари и обнаружила сидевшую там Мари. Каролина запуталась, испугалась и пыталась объяснить это, упомянув астральные тела. Естественно, я поняла, что Джессика репетировала, имитировала речь Мари.

— Предумышленное убийство, — сказал Джим. — Продумано до мелочей. А твой приезд сюда просто открыл для Джессики возможность действовать. Ты, Сюзан, была нужна для алиби.

Сюзан поежилась.

— В том-то и дело. В момент выстрела наверху она сидела прямо напротив меня. И все же из всех домочадцев только Джессика настолько ненавидела Мари, чтобы пойти на убийство. Не ради денег. Просто из ненависти. В этом жутком доме ненависть, питаемая ревностью к Дэвиду, с годами усиливалась и с неизбежностью привела к убийству. — Сюзан пригладила волосы. — Пожалуйста, позвольте мне уйти.

— Так, значит, к твоему приходу Мари была уже мертва?

— Да. И удерживала вертикальное положение лишь благодаря подложенным подушкам. Я… я ведь все это видела. Видела, как Джессика подошла к ней и заговорила, слышала ответы. Откуда мне было знать, что это говорила Джессика, а не Мари? Джессика тогда нагнулась и что-то сделала с подушками, наверно, отодвинула их, так что тело уже не сидело прямо. А Джессика сразу развернулась и все время, пока шла к двери из комнаты, загораживала от меня Мари, так что тогда я ее больше не видела. (Я тогда вообще не могла ее как следует рассмотреть в тени.) А когда Дэвид и Каролина поднялись наверх, Джессика предупредила их, что Мари читает. Думаю, Джессика знала, что оба будут только рады обойтись без разговора с Мари, — Сюзан снова поежилась, пригладила волосы и с ужасом почувствовала, что вот-вот заплачет. — У-ужасный дом, — нерешительно произнесла она.

— Сюзан ведь уже можно идти и не надо снова с ними встречаться, верно? — поспешно сказал Джим Бёрн. — У меня тут рядом машина.

На улице холодный воздух был свеж, предрассветное небо черно, а тротуары поблескивали.

Джим выехал на шоссе и, остановив машину у светофора, повернулся к Сюзан. В полумраке салона она чувствовала его внимательный взгляд.

— Не ожидал ничего подобного, — серьезно сказал он. — Простишь меня?

— В следующий раз, — тихо пообещала Сюзан, — я не испугаюсь.

— В следующий раз, — передразнил Джим. — Следующего раза не будет! Это я испугался. Не снимал пальца с курка все время, пока ты с ними говорила. Нет, следующего раза уж точно не будет! По крайней мере, с твоим участием, девочка моя.

— Ну и ладно, — охотно согласилась Сюзан.

Трибуна переводчика

Михаил Горелик

Как это делается

Владимир Бабков, переводчик.

“Удостоен премий журнала ‘Иностранная литература’ (1991) за переводы повести Олдоса Хаксли Тений и богиня’ (1991) и романа Питера Акройда ‘Дом доктора Ди’ (1995), премии ‘Единорог и Лев’ за перевод книги Акройда ‘Лондон. Биография’ (2007, совместно с Леонидом Мотылевым). Короткий список премии Норы Галь (2012) за перевод рассказа Тома Граймса ‘Собачий рай’”.

Иными словами, признанный мэтр. Это я цитирую Википедию — не пересказывать же ее своими словами.

Конана Дойла переводил, Бернарда Шоу, Нормана Мей-лера, Джоан Ролинг и многих, многих других. Соросов переводил — отца и сына, люди знаменитые, но использующие язык чисто инструментально, не Хаксли и не Мейлер, переводятся без особых литературных переживаний.

Кстати, введенный Бабковым в русскую литературу Сорос-старший, коль уж он упомянут, написал интересную книгу: жизнь еврея в Будапеште в звездный час вождя нации Салаши, так что я Бабкову признателен. Соросы, несмотря на все старания Салаши, уцелели, сам же он кончил жизнь на виселице. Сегодня этому не все рады: для некоторых впечатлительных людей Салаши (патриот, желавший вернуть стране величие) много предпочтительней, лучше бы не уцелели Соросы. Но это так, реплика в сторону.

Бабков преподает в Литературном институте: учит входящих в профессию переводчиков. И вот, написал книгу про то, как делается перевод: “Игра слов”[20].

Из предисловия:

Эта книга — не учебник и тем более не научная монография.

Это попытка описать процесс художественного перевода изнутри… никакого отношения к почтенной науке под смахивающим на скороговорку названием “переводоведение” она не имеет: требовать от переводчика ценных научных умозаключений о его деятельности так же неразумно, как ждать от бабочки трактата по энтомологии или интересоваться мнением карася о рыбоводстве.

Декларация о намерениях и демонстрация стиля. Так написана вся книга. С большой свободой, остроумием, блеском — с видимым удовольствием. Но все эти, авторские и читательские, радости не в ущерб конкретности, книга в существенной мере про ремесло, про принципы ремесла: как быть с простым предложением, как со сложным, как обращаться с пунктуацией, распоряжаться междометиями, конвертировать время — и прочие не менее занимательные и важные для этого рода занятия вещи. Обсудив работу с деепричастиями, — с примерами, с аналитикой — Бабков заключает:

Деепричастие — очень полезный инструмент, но пользоваться им надо с осторожностью, как остро отточенным ножом. Зато, если приобрести необходимую сноровку, резная вещица может выйти на загляденье.

Я бы написал “ножичком”.

Есть более высокий уровень: общая работа с текстом в его целостности, со стилем, работа со словарями.

…Любые словари и справочники пусть даже с хорошими примерами (как в “Корпусе русского языка”), это всего лишь коллекция сушеных листиков и мертвых бабочек (или, если угодно, сушеных бабочек и мертвых листиков). А ваша бабочка пока еще живая, и важно не уморить ее прежде, чем она допорх-нет до читателя…

Та самая бабочка, от которой не стоит ждать трактата по энтомологии.

Ни “родить” хорошую переводную фразу, ни даже всерьез помочь нам при родовых схватках они не способны. Так что словари должны знать свое место, и нельзя позволить им вилять нами, как хвосту собакой.

Читать Бабкова — одно удовольствие. И цитировать тоже. Готовый текст для сборника афоризмов или, назидательное на каждый день, для напрасно вышедшего из моды отрывного календаря переводчика.

Войдя в комнату и увидев труп с перерезанным горлом, русский никогда не воскликнет “О нет!”, в английском же “О по!” сквозит характерное для носителей этого языка активное отношение к миру, как бы стремление сделать бывшее небывшим (и наивная вера в то, что это возможно).

Лев Шестов с Аристотелем, откуда только взялись, обсуждают наивную англоязычную веру, причем Аристотель, достав из античных одежд своих карманное издание “Никомаховой этики”, вызывает материализующийся на наших глазах дух афинского трагика Агафона (V в. до