Письма из Египта - Люси Дафф Гордон

готова к завтрашнему вечеру». Некоторые мужчины, которые возражали и говорили, что пойдут на верфь к паше, получили от своего племянника, который, услышав об этом, тоже пришёл в час ночи и остался до рассвета. Затем, когда рабочие проходили мимо, направляясь на свои рабочие места, он подозвал их и сказал: «Идите и достройте эту лодку; она должна быть готова к завтрашнему вечеру». Некоторые рабочие, которые возражали и говорили, что идут на верфь к паше, получили взбучку для проформы, и в итоге, когда я утром пришёл посмотреть, как идут дела, я обнаружил под своей лодкой сорок шесть человек, которые работали «как африты и шайтаны». Старый шейх отмерил каждому по куску, а затем сказал: «Если это не будет сделано сегодня вечером, о собаки! то завтра я надену шляпу», то есть «Сегодня я бил умеренно, как араб, но завтра, клянусь Богом, я буду бить как франк и не пощажу никого». ой вежливости. В тот день, когда Омар убил бедного Аблука, мою чёрную овцу, на носу корабля и «пролил» на них его кровь, трое Ма-аллиминов поднялись на борт этой лодки, чтобы съесть свою порцию, и я последовал старой арабской традиции и ел из деревянного блюда вместе с ними и Рейсом «на удачу», или, скорее, «на благословение», как мы здесь говорим; и, кажется, это принесло огромное удовлетворение.

Мой Рейс оплакивал смерть чёрной овцы, которая ходила за ним в кофейню и на рынок и «была ему как сын», по его словам, но он всё равно её съел. Омар тайком выбрал лучшие куски для моего ужина на три дня, как обычно, экономя на всём; затем развёл костёр из старых дров, одолжил котёл у дарвишей, разделал овцу, добавил воды, соли, лука и трав и сварил овцу. Затем в большую медную кастрюлю (большой круглый плоский поднос, похожий на ванну для мытья посуды) насыпали кусочки хлеба, которые медленно заливали бульоном, пока хлеб не пропитался. Затем выкладывали слой варёного риса, поверх него — кусочки варёного мяса, а сверху — сливочное масло, уксус и чеснок, сваренные вместе. Это называется фетта и является традиционным блюдом дарвишей, которое подают на всех хатмах и других полурелигиозных, полупраздничных, полублаготворительных мероприятиях. Это превосходно и недорого. Я спросил, сколько человек уже поели, и мне ответили, что сто тридцать человек «благословили мою руку». Я потратил 160 пиастров на хлеб, масло, уксус и т. д., а овца стоила два наполеона; всего три наполеона или меньше, потому что я ел баранину два дня.

Три Ма-аллима поднялись на борт этого судна, как я и сказал, и поели; и было приятно слышать, как мы вежливы. «Ещё немного, о Ма-аллим?» «Хвала Аллаху, мы хорошо поели — мы вернёмся к своей работе»; «Клянусь Пророком, кофе и трубку». «Воистину, ты из благороднейшего народа». «О Ма-аллим, вы оказали нам честь и порадовали нас», «Воистину, это день, подобный другим дням» и т. д. Очень умный египетский инженер, ученик Уитворта, который живёт в лодке рядом с моей, был очень удивлён и сказал: «А, вы знаете, как с ними обращаться».

Я узнал историю двух мёртвых тел, которые зацепились за мою якорную цепь некоторое время назад. Это были не европейцы, как я думал, а черкесы — молодой человек и его мать. Мать водила его в гости к жене офицера, которая выросла в гареме матери паши. Муж поймал их, убил, связал и бросил в Нил возле Роды, а сам сдался полиции. Всё, конечно, замяли. Он отправляется в Фазоглу, и я не знаю, что стало с рабыней, его женой. Такие вещи случаются каждый день (о чём свидетельствуют тела) среди турок, но европейцы никогда об этом не слышат. Я услышал об этом по любопытному стечению обстоятельств.

4 сентября. — Моя лодка скоро будет готова и станет как новая. Омар работал как вол с утра до ночи, следил за всем, покупал материалы, продавал старое дерево и железо и т. д., и у него всё получилось. Я возьму у своих мааллимов, которые все первоклассные мастера, бумагу, подтверждающую, что они сделали всё как надо и что лодка как новая. Гуда Эффенди любезно несколько раз посмотрел на неё для меня и высоко оценил проделанную работу. Я никогда не видел, чтобы люди работали лучше, чем те, кто строил лодку. Приятно видеть, как плотник держит доску одной рукой и ногой, пока распиливает её, сидя на земле, — прямо как на старых фресках. Вы помните картину с изображением строительства лодки в гробнице в Саккаре? Что ж, это то же самое; всё сделано с помощью тесла; но я могу сказать, что они проделали большую работу.

Если вы не приедете (а я не хочу вас принуждать, я боюсь, что вы устанете и вернётесь в холодную зиму) я поеду в Луксор через месяц или около того и отправлю лодку обратно. Теперь у меня есть сосед, Гуда Эффенди, инженер, который учился и женился в Англии. Его жена уехала туда с детьми, а он живёт неподалёку в лодке, так что он очень часто приходит ко мне вечером, и я рад его компании: он очень хороший парень и очень умный.

Передавайте привет всем дома. У меня есть бревно из ливанских кедров, мой плотник-мусульманин, который выровнял сломанный конец, проглотил опилки, потому что верил, что «Богородица Мария» сидела под этим деревом с «Нашим Господом Иисусом».

21 сентября 1886 года: сэр Александр Дафф Гордон

Сэру Александру Даффу Гордону.

Недалеко от Булака,

21 сентября 1886 года.

Теперь мне снова лучше, и я чувствую себя очень комфортно со своими двумя мальчиками. Омар с утра до ночи работает на моей яхте, так что со мной только Махрук и Ахмет, и вы удивитесь, узнав, как хорошо мне прислуживают. Ахмет готовит очень вкусный ужин, подаёт его и приказывает Махруку. Иногда я свищу и слышу, как Хадер (готовый) выпрыгивает из воды и кувыркается, а вода стекает «с его невинного носа», и он выглядит как маленький бронзовый тритон из фонтана эпохи Возрождения, только в синей рубашке и с белой шапочкой на голове. Махрук — большой неуклюжий парень из породы тех, кто смеётся и толстеет, неуклюжий, но не глупый, очень хороший и послушный. Вам бы понравились его шутки, а весёлые игры и искренний смех моего гарема очень приятны мне. Другой мальчик переплывает на лодке Гуды (его Ахмета), и тогда начинаются игры в пиратов и кражи красных горшков с лодок гончара.