Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Или – некто Беляев. «Хочу лишь сказать несколько слов о Шепилове». Слова у Беляева такие: Шепилов – неустойчивый в политике. Более того, он гнусный в политике.

«Шепилов: в чем?

Беляев: мы его убеждали, мы говорили: куда идешь? Снимают Первого секретаря ЦК, которому ты клялся в любви, расcказывал о своих с ним сердечных отношениях, и, не говоря ему о своих замечаниях, выступаешь на Президиуме для того, чтобы его очернить, а себя обелить. Вот ты, Шепилов, какой налим – скользкий в политике человек.

Шепилов: я сказал то, что совесть моя партийная требует».

А мало ли что она требует. Лубенников: «О Шепилове я говорить не буду. Его действия и поведение настолько отвратительны, что не стоит на это тратить ни времени, ни слов».

Голоса: «Правильно».

На трибуне Дмитрий Полянский, в тот момент – секретарь Чкаловского (Оренбургского) обкома, до того – на одной из высших должностей в Крыму, известен тем, что восторженно поддержал передачу Крыма Украине со словами «гениально!». Потом глава правительства РСФСР. Про Шепилова: «Интеллигентик такого либерального толка, барин, карьерист, он нам разлагает идеологический фронт, засоряет кадры, запутывает дело, двурушничает». Среди обвинений то, что на этот пленум на каждое заседание приходит в «новом», «сильно наглаженном костюме».

Вот-вот. Об этом мне в Сингапур он и пытался написать. Скорее о костюме, чем о политике.

А зал все беснуется: напрасно вы, товарищи Маленков, Каганович, Молотов и Шепилов, надеялись…

Абсолютно очевидно: ЦК КПСС, якобы мозг (сердце? печень?) партии, не для того собирали, чтобы члены ЦК в чем-то разбирались. Вот вам, например, телеграмма: «Сахалинская партийная организация, все большевики и трудящиеся Сахалина и Курильских островов были, есть и будут за наш ленинский ЦК, они решительно выскажутся за осуждение бунтовщиков, заговорщиков, целиком и полностью поддержат решения, которые будут приняты на нашем Пленуме»…

То есть решений еще нет (пишут перед отъездом в столицу), и вообще ничего не понятно, но они, сахалинцы, уже точно знают, что им делать.

Именно сахалинской парторганизации принадлежит содержащийся в той же телеграмме попросту шедевр сюрреализма:

«Они, как матерые волки, почуяв опасность разоблачения, вынуждены постепенно раскрывать свои карты нечестной игры против партии».

Волки (матерые), которые раскрывают карты?

Это что – мой умнейший дед четырнадцать лет требовал своего восстановления вот в этой своре? И еще: кто там сказал, что благодаря усилиям Хрущева, Шепилова и других людей тридцать седьмой год навсегда остался позади?

Выше мы прочитали о том, что здесь у нас был конфликт двух во всем противоположных лидеров, Хрущева и Шепилова. Да, верно; но чувствуется и какой-то куда более серьезный конфликт, при этом имеющий минимальное отношение к прочим членам «антипартийной группировки», зато максимальное именно к Шепилову.

На что он похож?

И тут – в той же «сингапурской» переписке – я обнаружил очередную вспышку звезды, которая высвечивает всю шепиловскую биографию. Только если Люлли или «Готлиб и Шепилов» были предвестниками того, что с ним должно было произойти, то эта история скорее бросает свет на то, что уже произошло. Попросту все объясняет. В каком-то смысле она, эта находка в дедовых архивах, помогла мне выстроить всю книгу.

Это тоже мои письма из Сингапура, но другие, не имеющие – вроде бы – никакого отношения к истории с сигарами, доносами и всем прочим. А на самом деле, как сейчас обнаруживается, связь тут была прямая.

Письмо было про то, что части моих родственников не нравилась одна моя тогдашняя хорошая знакомая: девушка со странностями. А мне она, наоборот, очень даже нравилась: художница, танцовщица, наездница, а раз так – имеет право на странности в поведении.

И в ярости я припечатал этих моих родных цитатой, без ссылки на автора. Я и сейчас, в своих книгах, очень люблю эти скрытые цитаты. Чисто китайская традиция, цитировать кого-то, не ссылаясь: «наш круг» поймет, откуда это, а остальные постоят в сторонке.

Вот эти строки:

Обычно деревенские собаки

Встречают злобным лаем незнакомца.

Чернить людей, талантом одаренных —

Вот свойство подлое людей ничтожных.

Читая это свое письмо от 1976 года сегодня, я споткнулся. Какие хорошие строки – а чьи? Стыдно, но сразу не вспомнишь.

Вообще-то похоже на Шекспира, начал размышлять я. Шекспир, точнее тот или те, кто одолжил его имя (никогда не поверю в версию Шекспира-актера, не мог бы он написать столько пьес, и таких). Этот человек, кто бы он ни был, знал цену деревенским собакам, что видно по множеству его работ.

Но если Шекспир, то из какой пьесы?

В 1976 году я бы такую штуку проделать не смог, а сегодня, в век поисковых систем в интернете, сколько угодно. Вводишь первую строку – «обычно деревенские собаки» – и вот оно.

Цюй Юань!

Да ведь это не одна звезда над биографией Шепилова. Это у нас целый звездопад.

Ну конечно же, Цюй Юань – это китайский Шепилов. Вообще-то он известен как первый великий поэт Китая (III–IV век до нашей эры), но поэты в традиционном Китае чаще всего были и государственными чиновниками, и наоборот. Цюй Юань был первым китайским министром, написавшим верховному правителю доклад с критикой самого верховного правителя и, по его вине, паршивой общей ситуации в государстве. За что был снят со всех должностей и сослан в деревню, писать горестные стихи. Однажды, завершив очередной стих, опальный поэт и чиновник пошел к реке и утопился, навеки став героем и образцом для подражания китайской нации: говори правду и неси последствия. Между прочим, в Китае это называется патриотизмом…

Шепилов, как мы знаем, однажды был буквально в шаге (прыжке) от самоубийства. Но обошлось.

Вы подождите, волшебство вокруг Цюй Юаня только начинается. В 1995 году у нас был раздел наследства деда со вторым мужем моей мамы, Михаилом Маковкиным (если кто-то ждет скандала, то не дождется – все было по-человечески, да по части материальных ценностей и делить было почти нечего). Мне, по нашему соглашению, досталось «все китайское». В том числе небольшая сандаловая статуэтка чиновника в древних одеждах. Дед называл его Конфуцием и очень любил, я тоже принимал за Конфуция, пока не показал специалисту. Тот взглянул и сказал: да нет, это же…

Сами понимаете кто.

Вон он, стоит у меня и сегодня на полке.

Шепилов так и прожил с этим талисманом-наоборот с 1954 года, времени его единственной поездки в Китай. Зачем, интересно, ему эту штуку там подарили – черное колдовство?

Знал ли он что-то насчет самого существования Цюй Юаня? Подозреваю, что