Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

совесть. Вот интересный эпизод из шепиловской биографии – насчет его институтского друга. Принадлежит уже однажды процитированному Сергею Михалкову: он рассказывает о Борисе Пономареве, однокашнике по Институту красной профессуры, ближайшему другу, тоже секретарю ЦК – как в 1957 году, так и при Хрущеве, потом при Брежневе. Вечный секретарь, в его задачи входило общение с братскими партиями по всему миру.

«Когда бы я ни навещал Дмитрия Трофимовича, всегда заставал у него товарища Пономарева», слегка ядовито замечает Михалков (в книге воспоминаний о Шепилове). И вот однажды Михалков – а дело было до 1957 года – наблюдал, наблюдал и не выдержал:

«– Что тебя связывает с ним?

– Он мой большой друг, – сказал Шепилов.

– Такой человек не может быть другом, – откровенно выразил я свое сомнение».

И дальше Михалков поясняет: по натуре перед ним был явный чиновник.

И, конечно, в 1957 году Пономарев прекратил с Шепиловым всякие отношения. Если не хуже. Подробности мне неизвестны, знаю только, что и мой дед, и Марьяна называли Пономарева Иудой или Иудушкой.

А кто сказал, что друга и единомышленника (Христа, например) нельзя предавать? Ведь если религии и морали нет…

Откуда вообще взялись вот эти особенности мышления, когда человек верит в справедливость (а это что, если не воздаяние), порядочность? А совесть что такое?

Эти коммунисты были классическими христианами без… без Христа? А даже и нет, лишь без церкви. Церковью стали они сами, повторяя одну за другой все ее прежние ошибки.

Вот и мой дед – когда, уже в 80-е или позже, я пытался аккуратно пытать его насчет множества новых, свежеопубликованных фактов насчет Маркса и Энгельса (лютых русофобов) и нашего Ильича, или о том, что все они трое провалились по части теоретической – Шепилов долго этих разговоров не выдерживал. Он закатывал глаза и говорил: «это боги, боги!».

Ну не может человек – если он человек – без бога. Что угодно можно признать, катастрофу коммунистического эксперимента в СССР, неспособность марксистов новых поколений осовременить марксизм… но только не то, что боги могли ошибиться.

Итак, все-таки коммунист? А если нет, то кто и что? Будучи человеком откровенно недобрым, давать ответ на этот вопрос я не спешу.

Потому что до того не мешало бы, для стереоскопичности картины, посмотреть, кто такие были противники Шепилова. Это очень полезное занятие. Оскар Уайльд, помнится, говорил, что дружить можно с кем угодно, а вот врагов надо выбирать со всей тщательностью.

Враги были. Шепилов их знал и чувствовал. И они его тоже, испытывая к нему лично и его образу мысли – и к тому, что он собой олицетворял – безысходную ненависть.

Здесь мы переходим к последней книге нашего исследования. Где говорится давно обещанное, насчет того, что перед нами никакая не древняя история. Шепилов – это, наоборот, современность. А ошибки или особенности его мышления лишь помогают нам в этой современности ориентироваться.

Книга четвертая

Опыт политического портрета

«Обычно деревенские собаки…»

В этой главе я всерьез выйду из-за спины своего деда и на время заметно сдвину баланс жанров от биографии к мемуарам. Причины для того есть: мы здесь будем говорить об одной истории из 1976 года, когда у нас с дедом произошло что-то вроде столкновения поколений. Оно, видимо, как-то ускорило перемены, которые с Шепиловым к тому моменту и так шли, или совпало с ними; что касается меня, то только сейчас я начинаю осмысливать значение того, что не столько со мной, сколько со всеми нами происходило в переломную, как выяснилось, эпоху, почти сорок лет назад. Тогда, конечно, я ничего такого не осознавал…

А вообще-то это, как мы уже говорили, глава о врагах Шепилова – человека и символа. Или начало разговора о таковых.

Итак… Сингапур.

Да-да, не все же нам погружаться в мрачную атмосферу идейных и прочих битв в высших сферах послесталинского СССР. Тем более что жизнь в СССР была мрачной не всегда, не для всех, случалось, что была просто отличной. И вот – я, студент-китаист, еду зарабатывать второй, зарубежный диплом. Сейчас в таких случаях мои коллеги (Институт стран Азии и Африки) отправляются в Китай, а в 1976-м у нас с Китаем хотя войной уже не пахло, но даже Мао еще был жив (в том году как раз и умер), так что наши лучшие студенты ездили тогда в Сингапур.

И – маленькое напоминание: весной именно этого года мой дед был восстановлен в партии. Это важно потому, что без этого – возможно – я вряд ли оказался бы тогда за пределами наших границ. В нашей группе был один прекрасный человек, Юра Певнев, который учился почти так же, как я. И все у него было бы хорошо. Но в анкетах (я подсмотрел) он писал: мой отец отбыл тюремный срок за служебное преступление во время его работы в КГБ… А не писал бы, все равно кому надо знали. Что за преступление – мне неизвестно, но в Сингапур со мной Юра не поехал, поехали, к сожалению, другие люди.

Ну, и восстановление деда именно в этом году в партии важно еще и потому, что он, видимо, как бы заново возрождался к жизни и активно присматривался: что в ней изменилось, пока он (как ему казалось) был выброшен из основного ее потока. Думал, что ему делать дальше. Да, в 70 с лишним лет – старым он себя не считал.

Но, вдобавок, то были ключевые годы для меня, его внука. Дед понимал, что вот сейчас окончательно решается, что из меня получится, чем я буду заниматься в жизни; слова «внук Шепилова» перестают теперь быть для меня черным пятном, по поводу которого кадровику каждый раз надо звонить куда надо и советоваться.

Дед хранил в своем архиве многое, на меня там было, оказывается, заведено здоровенное досье. И какое же это счастье – я взял его в руки и вернул себе те, хорошо забытые годы.

Мои письма деду – вот, и из Сингапура тоже. Полный текст большого очерка для журнала «Вокруг света» о Сингапуре, 25 машинописных страниц. «Путешественник, ошеломленный жарой, которую не смягчает даже морской ветер, колышущий шелестящие вершины пальм на набережной, делает несколько шагов по теплому асфальту незнакомого города». В моих бумагах эту публикацию попробуй найди, а тут – вот она. Кстати, начало очерка хотя и не худшее, но