Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Кашкаровы: род весьма влиятельный при царях Иване, Федоре и Борисе. И добровольно замуровавший себя в деревне при Романовых, которых Кашкаровы считали худородными выскочками (и не без оснований). Да, вот так, триста лет Романовых и ненавидели, при дворе не показывались. Род восходит по прямой линии к Редеде Ярому из «Повести временных лет» (XI век), хотя «редедевичами», пусть не по прямой линии, числили себя еще бояре Лопухины и другие. Голицыны брак одного из отпрысков с девицей Кашкаровой для себя считали почетным – был такой эпизод.

Теперь Скалоны, довольно известные персонажи петербургского высшего света в пушкинские и прочие времена. А это – бывший шведский, до того бывший французский род, отпочковавшийся в глухом средневековье от знаменитого в Риме рода Колонна. Кардиналы, кондотьеры, римские папы…

У нас на шкафу стоял небольшой бронзовый рыцарь на коне с выставленным вперед жестким подбородком. В 90-е он исчез туда же, куда и многие вещи – жить было не на что. Пока он был, мама мне говорила, что это мой давний предок. Я потом показывал дочери того же персонажа, в натуральную величину, в Пушкинском музее в Москве (впечатляло и вселяло чувство ответственности). Недавно я увидел – чисто случайно – оригинал на одной из площадей Венеции, что подвигло меня покопаться в энциклопедиях и узнать, что кондотьер Гатттамелата нам никак не родственник. В общем, получается что-то вроде Рости, который умер. Что ж, воспитательный эффект есть, и то прекрасно.

Здесь есть какая-то странная логика, в этом скрещении линий «потомка крепостных» с отпрыском одного из старейших родов Европы. Например, глядя на свою дочь Викторию, Дмитрий Шепилов, обожавший Рахманинова, мог бы вспомнить, что Скалоны были кузенами Рахманиновых, и вот вам шепиловская кровь и кровь Рахманинова в его собственном ребенке… Но поскольку Анна Николаевна была не просто коммунистка, а одна из основоположников партии (или жена таковых), то как-то все получалось нормально и естественно.

И вот вам весьма забавная сцена из шепиловских мемуаров. Вена, 1945 год, к нему приехала 14-летняя дочь Виктория. И он взял ее с собой в замок на берегу Дуная, где жил потомок последнего императора, Отто Габсбург. Замок, заметим, оставался в полной неприкосновенности, советские войска не взяли оттуда ни пылинки. Сам юный Габсбург Шепилову не понравился (фамильная тяжелая челюсть), а вот моей маме – наоборот. Она его назвала, представьте, «симпатичным мальчиком». И дед решил в ответ пошутить: ну, что же, вот ты окончишь институт, он – свой сельскохозяйственный колледж, «тогда сосватаем вас. Это будет очень оригинально: внук крепостного курского крестьянина Михайлы Шепилова, сын кадрового пролетария-токаря Трофима Шепилова, советский профессор и генерал Дмитрий Шепилов стал родственником Габсбургов – династии, которая 700 лет тиранила народы Европы».

Действительно оригинально, а с другой стороны – ну, Габсбурги и Габсбурги, не из иного мира для Скалонов и Кашкаровых. Другое дело, что тут возникла бы проблема со мной: был бы я в таком случае Габсбургом, или это был бы уже не я?

Итак, Кашкаров, для которого Романовы были никто. Из мемуаров Гали следует, что в целом-то он был монархистом, в то время как дочь его – Анна Николаевна, будущая «мамака» – «тянулась к простому народу», жаловалась, что «сестры и братья были мне чужды по духу».

Галя цитирует ее потрясающий дневник, с записями про Великий разум и про Ницше (то была дама высочайшего интеллектуального накала), про сильное желание прекрасного – в то время как жизнь кругом такая уродская. В 1904 году она начала работу в одном из первых марксистских кружков. Кашкаров, конечно, требовал прекратить общение со «сбродом бунтарей». Она же готовила себя к революционной борьбе за новую, более разумную и справедливую жизнь на Земле. В год рождения Дмитрия Шепилова уже посидела в Бутырской тюрьме…

Все ее мужья (трое) – товарищи по революционной борьбе, создатели партии большевиков (задолго до всяких там выскочек, вроде юного Ульянова).

И ведь вовсе не такая уж красивая женщина. Есть ее фотографии с родовыми, скалоновскими сжатыми губами (на одной надпись – «сейте разумное, доброе, вечное»), есть цитаты из действительно грандиозных по эмоциям ее записей, сохранившихся лишь в мемуарах ее дочери Гали… больше не осталось почти ничего.

Последним ее мужем был Гаральд Иванович Крумин. Интеллектуал высочайшего класса – в конце гимназии знал минимум 4 языка, играл на органе и фортепьяно. В 1916-м перешел на нелегальное положение, потом в октябре 17-го стал членом военно-революционного комитета Москвы. Конечной точкой его карьеры, то есть в 1937-м, был пост главного редактора «Известий».

Вот с этими людьми и общался в семейной обстановке еще довольно молодой Дмитрий Шепилов. Они для него были не коммунистами «вид снизу, из-под трибуны», а абсолютно реальными и понятными людьми. О которых Галя писала: «Вот Гаральд и мама. Они считают тот день неполноценным, когда они не прочтут хотя бы две страницы Маркса, Энгельса, Ленина». Дед мне потом говорил, что то были не две страницы. На бегу запихивали в портфель целую пачку брошюр, и не только классиков марксизма…

Ну а чем это кончилось, мы уже говорили. Крумин умер в тюрьме, то же стало с мужем Гали, сама Галя из тюрьмы все-таки вышла. «Мамаку» Анну исключили из партии. С Марьяной не произошло ничего, кроме того, что я уже описал, а Шепилова после той истории вербовали в осведомители, а получилось, что «Галилеянин победил».

Так вот, он хорошо знал, что такое настоящий коммунист. Это человек науки. Это человек знаний, который читает, пишет, говорит, – человек думающий и просвещающий. Еще, по его словам, – «честный и чистый». Все прочее шло во вторую очередь. И не то чтобы, повторим, это был какой-то мифический, идеализированный образ коммуниста. Какие уж тут мифы, если Шепилов этих людей видел дома, такими, какими они были, сотни раз.

Это, как видим, не совсем тот коммунист, который стреляет в «царского сатрапа» или воюет в Гражданскую.

И вот к этой теме – образования, просвещения как квинтэссенции коммунизма в шепиловском понимании – мы не просто вернемся. Мы от нее и не уходили. Она, пусть поначалу незаметно, пронизывает всю эту книгу в качестве главной несущей конструкции.

Но пока оставим этот лейтмотив в стороне, коснемся вместо этого еще одной любопытной особенности коммунистического мышления именно в исполнении Дмитрия Шепилова. Это – тема простоты и скромности. По части, прежде всего, материальных благ.

Очень раздражающая меня тема.

Вот хотя бы: год, видимо, 1980-й или