Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Узнав об этом, я был буквально поражен и не хотел верить этому…

Я не думаю, что он сделал это по идейным соображениям. В наш век – век атомной энергии и электроники, счетных машин и телемеханики… молодому гражданину социалистического общества, прошедшему советскую школу, имевшему причастность к Московскому университету – такому человеку предаться религии, поповщине, со всей ее ложью, тысячелетиями накопленной грязью, кровью, мракобесием – это какая-то социальная патология.

Могут сказать: а Шаляпин, разве он не пел в церковном хоре, а Горький? Но ведь это было другое время, другие условия, совсем иные мотивы и реальные жизненные обстоятельства…

Если такой титан человеческой мысли и вместе с тем глубоко религиозный человек, как Л.Н. Толстой, с омерзением относился ко всякой церковщине, с ее дикой обрядностью, коммерцией “божьей благодатью”, то в тысячу крат большее омерзение должна вызывать одна мысль о возможностях в наше время оказаться участником и служителем в такой зловонной кухне, изготовляющей религиозную сивуху.

Конечно, церковники на этом сыграют. Разве это не потеха – племянник Шепилова услаждает с клироса кликушествующих старух и юродствующих дев!

Но он, видимо, решил с этим не считаться. Не считаться и с тем, что у него есть сестра-врач, общественница (сама Ирма. – Д.К.). И есть подрастающий художник – Тата (дочь Ирмы. – Д.К.). И отец носит высшее звание на земле – коммуниста.

Но… есть и другие вещи, которые нельзя отбросить… Есть завтрашний день жизни. И каждому (в том числе и ему) нужно найти свое рабочее место в том чудесном доме, который мы строим. Туда смердящие мощи поповщины не притащишь.

Есть собственные дети, перед которыми ему нужно будет держать гласный или негласный ответ за прожитую жизнь.

Есть совесть – суровый судья, который рано или поздно заговорит и потребует оправдаться.

Кроме того, из чего следует, что социалистическое государство будет придерживаться политического невмешательства по отношению к таким уродствам? Все факты говорят как раз об обратном.

Я имею достаточные основания заявлять тебе, что в данном конкретном случае государство будет рассматривать нынешнее поведение как антиобщественное, как поведение человека, ведущего паразитический образ жизни со всеми вытекающими отсюда последствиями, изложенными в недавно принятых законах…

…в данном случае, по совокупности обстоятельств (о которых здесь нет нужды распространяться), это будет сделано незамедлительно и со всей строгостью.

Я прошу тебя, Ирмочка, верить, что я не допускаю здесь и тени преувеличения или запугивания. Я говорю о том, что знаю.

Есть (может быть, это еще не поздно) только один выход из создавшегося положения – немедленный и полный разрыв с поповщиной, немедленный переход от паразитического к трудовому образу жизни.

Если есть желание работать в певческой области, то здесь есть более чем достаточный простор в профессиональных и самодеятельных хорах»…

Сначала – в порядке историческо-поколенческой мести. Видимо, внук брата Владимира – Георгий… точнее, отец Георгий – священник в сельской глуши под Владимиром. Я безмерно его уважаю. И – да, с дедом они встречались без всяких, мягко говоря, конфликтов.

А теперь – вы, наверное, уже догадались об истинных адресатах этого письма: идет июнь 1961 года. Шепилова через несколько месяцев исключат из партии, он об этом не знает, он только-только вселился в свою «вертикальную» квартиру, ждет, что с ним будут делать дальше, а заодно отлично понимает, что происходит в стране (упоминает о «недавно принятых законах»).

В письме об этом ясно говорится. Экономические провалы Хрущева для посвященных (или просто грамотных) уже налицо. В порядке компенсации идет яростная антирелигиозная кампания, борьба с тунеядством, в общем – выстраивается идеология людей, которые пришли в этой сфере Шепилову на смену. Ну и, наконец, за самим Шепиловым следят.

Итак, это письмо пишется не только для Ирмы. Но одновременно – здесь я опираюсь на мой личный опыт – оно на грани, на сломе его мировоззрения, дед действительно лютым образом относился (не всегда, а в описываемую эпоху) к «поповщине». Так что диагноз Бердяева точен, перед нами – в 1961 году – классический коммунист, или человек, из последних сил старающийся таковым не только выглядеть, а быть.

И так же точен диагноз Бердяева насчет «идола коллективизма». Примерно в конце 70-х – начале 80-х Дмитрий Шепилов избавился и от этого идола (и от прежнего отношения к религии тоже) и несколько раз высказался на эту тему, подводя итоги заслугам и ошибкам своего замечательного поколения.

Вот ранние наброски его мемуаров: насчет того, что он принадлежит к «поколению одержимых. Самоотречение, и все же насыщенная, захватывающая, интересная жизнь».

А в беседах с поэтом Феликсом Чуевым, уже в последние годы жизни, Шепилов уточняет: поколение 20-х было не только одержимым, но и покорным. Первое было силой, второе слабостью (ЦК сказал – надо выполнять).

Кому, как не ему знать об этой «слабости поколения». Распечатка стенограммы выступления Шепилова на IX съезде компартии Киргизии: тов. Шепилов, гласит стенограмма, указывает, что он, как принадлежавший к указанной антипартийной группе, «признал ошибочность своей позиции, осудил ее и обязался перед лицом Пленума ЦК, перед лицом всей партии ответить честным трудом своим на решения Пленума так, как полагается коммунисту. Он повторяет это здесь сегодня от чистого сердца и без всяких колебаний».

Критикуют киргизы его институт, который он вообще-то создал из ничего и работал как одержимый? Критику Шепилов «считает правильной». А именно: работа института недостаточно повернута к решению практических задач. Тут же Шепилов говорит, что этим поворотом он, собственно, и был все это время занят, но ведь «все это только первые шаги».

В 1960 году, еще перед собственным исключением из партии, в архиве на партсобрании по поводу проекта новой программы и устава КПСС, Шепилов исправно читает свои доклады размеренным голосом: «Товарищи! На наших глазах, претворяя в жизнь 7-летний план, партия одерживает одну величественную победу за другой…» Крупный почерк, текст расчерчен разноцветными карандашами для чтения вслух. Везде упоминается товарищ Хрущев и все прочее, положенное.

А вот, наконец, и шепиловская выписка от руки того, как уже его исключали из КПСС 22 ноября 1961 года:

«Коммунисты Главного архивного управления… горячо одобряют и поддерживают требования делегатов XXII съезда КПСС… об исключении из КПСС членов антипартийной группы…»

Бердяевский «идол коллектива» во всей красе.

Но, в порядке спора с Бердяевым и подводя итоги разговору о религиозном мышлении Шепилова и его поколения, – не было, наверное, в нашей истории людей, настолько яростно веривших в справедливость, порядочность, добро, которое должно восторжествовать.

И в