Евгений Шварц - Михаил Михайлович Кунин

драматург дает живые характеристики всем персонажам сказки… Безоговорочно восторженная, радостная, целеустремленная реакция юных зрителей, – это не только восхищение ярким занимательным зрелищем, это вместе с тем увлеченность большой, благородной мыслью, воодушевившей сказочника-драматурга…»[87]

Незадолго до постановки «Волшебников» на сцене кукольного театра, осенью 1947 года на сцене Театра марионеток под руководством Евгения Деммени вышла новая постановка «Сказки о потерянном времени». В уже процитированном нами обзоре театральных новинок Симон Дрейден отмечал, что новый спектакль по этой пьесе Шварца гораздо удачнее довоенной постановки, поскольку «в этом спектакле бьется пульс настоящей жизни». «Эта работа тем более значительна, – писал Дрейден, – что это пока едва ли не первый удачный опыт создания современного спектакля для школьников и о школьниках на большую и важную тему».

* * *

Но ежедневной работой Евгения Львовича было отнюдь не только творчество. В декабре 1947 года он был выбран членом правления Союза писателей и вынужден был участвовать в работе секций драматургии и детской литературы, готовить рецензии для обсуждения новых произведений и постановок по ним. Как всегда, он оставался предельно честен в ходе таких обсуждений и часто заступался за гонимых литераторов, а иногда нелицеприятно отзывался о произведениях признанных авторитетов. Его отзывы несли в себе заряд его душевного тепла и никогда не были формальными.

Характерно в этом отношении выступление Шварца в защиту пьесы Ольги Берггольц и Георгия Макогоненко «У нас на земле», на которую в начале 1948 года обрушилась советская критика, начиная с разгромной статьи уже известного нам Симона Дрейдена в «Ленинградский правде». В значительной степени Евгений Львович в этом выступлении сформулировал свое кредо.

«Не удивляйтесь, что мы говорим о статьях, – сказал он 19 февраля 1948 года на заседании правления писательской организации. – Именно такого рода статьи мешают говорить по существу. Бывало, не особенно нравится пьеса, но благодаря появлению безобразной, несправедливой статьи, приходится забывать гамбургский счет и восстанавливать хотя бы приблизительно справедливость. Березарк говорил о том, что драматурги делятся на профессиональных драматургов и пришедших со стороны. Это очень опасное деление, потому что писатели – поэты и драматурги и критики – делают одно и то же дело. В частности, скажу о себе. До сих пор, к величайшему сожалению, я не могу почувствовать себя профессионалом, к некоторому даже своему ужасу. Каждую новую пьесу начинаешь так, как будто пишешь в первый раз в жизни. Возможно, это мой недостаток, а возможно, что таково время, таков материал, который каждый раз ставится перед нами, и таковы сложности в наше ответственное время нашего ремесла, если не говорить о профессии.

Каждый раз, когда в пьесе видишь что-нибудь живое, каждый раз, когда видишь, что кто-то еще так же серьезно и так же ответственно думает над тем, как обработать и что делать с новым материалом, радуешься, как будто бы встречаешь попутчика. Мы слышали пьесу Берггольц и Макогоненко, когда она впервые читалась в БДТ, и я был обрадован самым искренним образом. Во-первых, тем, что встретил товарищей по работе, которые столь же ответственно и с таким же трудом, как в первый раз, пробовали поднять, вскрыть и сделать доступным зрителю новый материал, который до сих пор как следует не был обработан. Делается это со всей доступной им добросовестностью и талантом. То, что было сказано, что эта пьеса поэтическая, – это немаловажно. Пьеса поэтическая от начала до конца. Вот что мне нравится и вот почему я ее защищаю с особой яростью.

Я должен сказать, что здесь была пальба из автоматов по людям, которые нарушили правила уличного движения. Раз поднят новый материал, то кончен вопрос о профессионализме. Кончены существующие рецепты сочетания характеристик второстепенных действующих лиц и первостепенных действующих лиц. Всё приходится решать с самого начала. Сюжет кажется более важным, чем вопросы конфликтов. Конфликты находятся и всегда с ними справляются, а что такое сюжет и как решать сюжетные вопросы – это дело первостепенной важности. Люди решают по-новому…

Здесь задачи перед авторами были очень сложные, тут было и действие времени… Пьеса несколько приподнята, и поэтому, несмотря на то, что материал внешне реалистический, он приподнят поэтически, и естественно, что люди с гордостью говорят о своих традициях. Ложь я очень хорошо чувствую и глубоко убежден в том, что этого как раз здесь и не было. Все мы с волнением слушали эту пьесу. Ощущение времени – сегодняшнего дня и прошедшего времени, которое продолжает жить в сегодняшнем дне, с моей точки зрения, в пьесе было достаточно убедительно.

Я не хотел говорить, но в некоторых случаях нужно преодолевать свое отвращение к публичным выступлениям. Я говорю “с отвращением”, потому что труднее доказать, что то, что мне понравилось, действительно хорошо, но поверьте мне – здесь нет никакого желания лишний раз столкнуться с критиком, а глубокое убеждение человека, который работает добросовестно, что это некоторый этап на том трудном пути, по которому мы все идем в меру наших сил и возможностей, и что это настоящее произведение искусства, а настоящее произведение искусства живет. А к тому, что живет, нужно относиться как к живому существу, и то убийственное отношение, которое было в статьях наших критиков, создает нездоровую атмосферу, потому что серьезного разговора не получается. Когда на ваших глазах избивают человека, то вы не занимаетесь тем, что завязываете ему галстук, а стараетесь привести в чувство.

А затем нужно поговорить о методах. Солидаризироваться со статьей Дрейдена невозможно, потому что это сплошные выкрики и окрики. Три дня после этой статьи я ходил как заржавленный, хотя ко мне она никакого отношения не имела. То же самое и остальными статьями. Это вносит ту нездоровую атмосферу, которая никакой критике не оставляет места. Вот почему нужно говорить о критике».

Много ли таких выступлений сможет привести читатель, вспомнив о том, что это происходило в условиях нарастающей борьбы с инакомыслием, а травля в прессе всегда начиналась с одобрения высшего начальства?

Примерно в том же ключе была написана рецензия Шварца в защиту повести Владислава Глинки «Русский марш», зачитанная Юрием Германом на заседании правления Союза писателей 14 мая 1948 года: «Я прочел повесть Глинки в первом варианте, затем после значительной авторской обработки и, наконец, в теперешнем ее виде – в листах, вполне готовых к печати. Даже в первоначальном своем варианте повесть произвела на меня впечатление поразительное! Это тот вид исторического художественного произведения, которое нужно современному читателю, которое дает отчетливое представление о старом, пересматривая его с новой точки зрения. Историческим познаниям автора веришь. Характеры героев – убедительны. Фабула увлекает и волнует. После огромной, необычайно