«…Ради речи родной, словесности…» О поэтике Иосифа Бродского - Андрей Михайлович Ранчин

более широкому кругу – читателям, не являющимся литературоведами. Другое дело, что в современных условиях границы между специальными и более популярными изданиями размыты, тем более что тираж 400 экземпляров ничтожен для книги, предназначенной любителям поэзии Бродского.

Рядом с отличной статьей Андрея Степанова «Бродский о Чехове: отвращение, соревнование, сходство» (с. 774–786) была бы уместна другая на сходную тему – «Чеховский лиризм у Бродского» Льва Лосева[739]. А рядом с лосевским эссе «Реальность зазеркалья: Венеция Иосифа Бродского» (с. 26–38)– главы о Венеции из книг Санны Туромы[740] и Божены Шелкросс[741]. Можно было бы умножить число таких пожеланий, но все они необязательны. Как заметил в предисловии один из составителей антологии, известный бродсковед Александр Степанов: «Состав книги оказался таким, каким он видится нами. У других составителей он мог быть иным. Тем не менее антология выходит» (с. 10).

Но вот среди литературно-критических статей имеется по крайней мере одна зияющая лакуна. Это уже упомянутая статья Натальи Ивановой, направленная против солженицынского разбора. Ее неоднократно упоминает в своем тексте Наум Коржавин, однако ни разу не цитирует, так что читатель остается в некотором беспокойном недоумении: а что же именно в ней написано?

Что действительно неудачно в антологии – это композиция. В предисловии один из составителей, Александр Степанов объясняет построение сборника так:

Содержание книги условно делится на пять блоков. В первом собраны публикации в основном современников Бродского из числа его друзей и оппонентов, представляющие широкую палитру взглядов. Второй раздел соединил вопросы мировоззрения и культуры (христианство) с аспектами поэтики. Этот синтез, но с отсылками к другим культурным пластам, сохраняется в третьем разделе. Четвертая рубрика, наиболее цельная, включает работы о языке и стихе Бродского. Пятая, заключительная, посвящена перекличкам и интертекстуальности как формам литературного взаимодействия

(с. 10).

На самом деле статьи, принадлежащие друзьям или близким знакомым поэта, имеются не только в первом разделе: таковы, например, «Образ Христа у Иосифа Бродского» (с. 311–329) Кейса Верхейла во втором и «Остановка в сумасшедшем доме: поэма Бродского „Горбунов и Горчаков“» Карла Проффера (с. 437–444) в третьем разделе. Ядро первого раздела действительно образуют статьи, посвященные оценке творчества Бродского и его литературной репутации, принадлежащие Александру Солженицыну, Игорю Ефимову, Науму Коржавину, Юрию Колкеру. Однако открывается он статьей Якова Гордина «Вверх по течению в сторону рая» (с. 13–25), никакого отношения к такой полемике не имеющей. Здесь восторжествовала не логика построения, а ориентация на статус: Гордин – друг и редактор собрания сочинений поэта. Прекрасное эссе Льва Лосева о Венеции Бродского, интересное исследование Валентины Полухиной о «Похоронах Бобо» (с. 100–109) и анализ джазовых мотивов у Бродского, принадлежащий Елене Петрушанской (с. 176–193), как и «Путешествие из Петербурга в Стамбул» Томаса Венцловы (с. 194–207) и упомянутые выше «Иосиф Бродский: взгляд иностранного современника» Джеральда Смита (с. 165–175) и «„В ожидании варваров“: Бродский и границы эстетики» Йенса Херльта (с. 208–224), тоже не связаны со спором о литературной репутации поэта. К тому же в полном пренебрежении оказалась хронология, что привело к аберрации всей картины: солженицынская статья и отклики на нее Ефимова и Коржавина помещены раньше, чем заметка Лимонова и разбор поэзии Бродского, принадлежащий Колкеру. Ни Солженицын, ни Ефимов, ни Коржавин Лимонова и Колкера не упоминают, но все равно динамику литературной репутации Бродского искажать не стоило. Опять же виноват статусный принцип: нобелевский лауреат-прозаик и «примкнувшие к нему» оппонент Ефимов и единомышленник Коржавин потеснили литераторов, писавших на ту же тему намного раньше. Статья Валентины Полухиной «Тайна „Похорон Бобо“» была бы уместна в особом разделе, посвященном анализу одного стихотворения Бродского. Таких разборов в книге немало, но они оказались произвольно рассеяны по разным рубрикам. А фрагмент из книги Юрия Карабчиевского «Воскресение Маяковского» попал в пятый, «интертекстуальный», блок антологии по недоразумению: Карабчиевский писал вовсе не о подтекстах из Маяковского у Бродского, а о типологическом сходстве их поэзии. Писал критически. Коржавин и Колкер на него в своих статьях ссылаются. Так что место этому фрагменту в первом разделе. В этом случае начальный раздел стал бы именно собранием текстов pro et contra – за и против Бродского.

Не хватает в книге хотя бы самых скупых редакционных комментариев. Стоило бы, по крайней мере, указать, что некий «Н. Н.», чьим криптонимом подписано предисловие к сборнику «Остановка в пустыне», неоднократно поминаемое Коржавиным (с. 97–98), – это Анатолий Найман. И исправить нелепую ошибку-описку Александра Белого, назвавшего Баратынского одним из «корифеев XVIII века» (с. 234) и отнесшего к стихотворцам этой эпохи также Жуковского (с. 236).

По непонятным причинам в примечаниях Дэвида Бетеа к его статье «Треска и ястреб: 1975 год Иосифа Бродского как точка невозврата», являющейся новой версией более ранней англоязычной работы, по-видимому переведенной самим автором[742], сохранен оригинальный английский текст, сопровождаемый переводом в квадратных скобках с пометой «Ред.». Это странно уже само по себе; еще более странно, однако, что в предпоследнем и предшествующем ему примечаниях английскому тексту перевод не сопутствует (с. 524–525).

И все же, несмотря на эти изъяны, антология «Бродский: pro et contra» – прекрасный подарок как филологам, так и всем ценителям поэзии Бродского. И составителей сборника, и читателей можно поздравить с этим отрадным событием.

IV

Homage to Valentina Polukhina[743]

Сейчас я уже точно не помню, кто дал мне адрес Валентины. Случилось это в середине 1995 года. Я, в то время написавший и напечатавший об Иосифе Бродском всего лишь тезисы, посвященные воздействию творчества Анны Ахматовой на его поэзию, и статью «Философская традиция Иосифа Бродского», незадолго до того получил грант от фонда «Культурная инициатива» на изучение творчества автора «Части речи» и «Урании», предназначенный, кроме всего прочего, для финансирования поездок на зарубежные конференции и работы в иностранных библиотеках. Из трудов Валентины я знал тогда, кажется, только статью «A Study of Metaphor in Progress: Poetry of Joseph Brodsky» в 17-м выпуске журнала «Wiener Slawisticher Almanach» за 1986 год. На письмо совершенно неизвестного ей человека Валентина Платоновна откликнулась тотчас же, пригласила на конференцию Neo-Formalist Cycle в Оксфорде, объяснив, как добраться туда из Хитроу, прислав подробную карту города, и предложила после остановиться в ее квартире на кампусе Килского университета, в котором работала. Мало того: она договорилась о возможности для меня остаться в Оксфорде на несколько дней у ее знакомой Энн Воллас-Хадрилл, а потом – у другой знакомой, Энн ван Беннигсен в Лондоне. Благодаря Валентине я открыл для себя