Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

поражениях конкретных виновников, даже когда причины лежат в объективной плоскости. Так и Колчак. В неудачах он винил генералов, тылы, военное и другие министерства, указывал на некомпетентность, небрежность, даже нечестность отдельных чиновников и аппарата в целом (что было отчасти правдой: как всегда бывает в смутные времена, и в гражданском, и в военном ведомствах, сильно раздувшихся, подвизалось немало временщиков и людей нечистых на руку).

С другой стороны, находилось все больше охотников обвинять в неудачах самого Колчака. Сам адмирал заметно менялся: становился все более неуравновешенным, то вспыльчивым до исступления, то молчаливо угрюмым. Нагрянувшую беду он переживал тяжело.

Из дневника генерала М. Жанена (7 ноября 1919 года): «Колчак похудел, подурнел, выглядит угрюмо, и весь он, как кажется, находится в состоянии крайнего нервного напряжения. Он спазматически прерывает речь. Слегка вытянув шею, откидывает голову назад и в таком положении застывает, закрыв глаза»[735].

После прорыва красных под Петропавловском серьезных боев на Восточном фронте не было. Началось поспешное отступление на восток. Колчак еще пытался воодушевить войска, возлагая последние надежды на добровольческие дружины Святого Креста. В своей речи на празднике «крестоносцев» 26 октября 1919 года он заявил: «Так хочет Бог, и потому я уверен, что мы победим»[736]. Но надежды эти были тщетными. Дружины «крестоносцев» были слишком малочисленны, основная часть войск потеряла боевой дух, а резервов больше не было.

Красная армия приближалась к Омску. Понимая, каким моральным ударом станет потеря этого города, Верховный правитель до последнего надеялся удержать его. Он уволил в отставку с поста главнокомандующего Восточным фронтом генерала М.К. Дитерихса, доказывавшего невозможность удержать Омск при соотношении наличных сил, и назначил на его место генерала К.В. Сахарова, заверявшего, что город не будет сдан. 1 ноября адмирал обратился к населению Омска с призывом к обороне города. Откликаясь на этот призыв, Омская городская дума и совещание представителей правительства и общественных организаций постановили превратить белую столицу в «вооруженный лагерь». Вокруг города начали спешно рыть окопы.

Письмо генерала М.К. Дитерихса адмиралу А.В. Колчаку после своей отставки

7 ноября 1919

[ГА РФ. Ф. Р-6219. Оп. 1. Д. 47. Л. 9–9 об.]

Но численное соотношение красных и белых войск и подорванное моральное состояние белой армии вынудили военачальников убедить Колчака, что в таких условиях Омск может стать ловушкой, в которой они будут окружены (патетические заверения Сахарова оказались беспочвенными). При этом они ссылались на пример М.И. Кутузова, который временно пожертвовал Москвой ради сохранения армии. Однако в душе все они, не исключая и Колчака, понимали, что при отсутствии резервов надеяться на реванш безнадежно. Надежда могла еще оставаться только на успех армий А.И. Деникина на Юге. Но и Деникину на рубеже октября – ноября боевое счастье изменило.

Делать было нечего. 14 ноября 1919 года Омск был сдан без боя, не дожив четырех дней до годовщины власти Колчака. Правительство переехало в Иркутск, где наглядно проявилось падение его авторитета: тамошняя городская дума, в которой преобладали оппозиционные правительству эсеры, демонстративно уклонилась от его встречи на вокзале, проявив таким образом верх неуважения (Иркутск и раньше был гнездом эсеров, что объяснялось его историей, традиционным влиянием многочисленных в прошлом политических ссыльных на общественную жизнь). «Прекращение Гражданской войны, примирение с большевиками – таков был лозунг момента в Иркутске», – вспоминал один из мемуаристов[737].

Вслед за правительством первыми ринулись чехи, захватившие (благодаря своему положению охраны магистрали) лучшие железнодорожные эшелоны, тогда как русские части отступали пешком по глубокому снегу.

С падением Омска была окончательно утрачена вера в победу среди армии и населения. Впечатление было тем более тяжелым, что власти до последнего заверяли всех, что Омск сдан не будет. Теперь уже не только оппозиционные, но и либеральные круги, ранее безоговорочно поддерживавшие Колчака, начинают почти открыто (хотя и не называя прямо) критиковать его.

Посещение А.В. Колчаком американского госпиталя Красного Креста в здании Омского среднего сельскохозяйственного училища в Омске. В центре – А.В. Колчак. Слева – морской министр, контр-адмирал Михаил Иванович Смирнов, за ним – служившая в госпитале сестрой милосердия Анна Васильевна Тимирёва. Справа – адъютанты Колчака Г.М. Сазонов и Д.С. Трубченинов. Крайний справа – начальник личной охраны Колчака полковник А.Н. Удинцов

25 мая 1919. [Из открытых источников]

Из статьи в томской газете «Сибирская жизнь», посвященной годовщине колчаковской власти и опубликованной на четвертый день после падения Омска: «Правительство не сумело завоевать того, что называют популярностью… Когда в прошлом году были свергнуты большевики… по дорогам ловили и выдавали красноармейцев те же самые деревни, которые теперь дают приют разбойничьим и большевистским шайкам… Для деревни ничего сделано не было. Даже такое, казалось бы, необходимое дело, как информация крестьянского населения, было предпринято с таким запозданием, которое, в сущности, почти сводило его на нет»[738].

Даже традиционно лояльный иркутский «Свободный край» писал в эти дни о «неспособности власти вести страну к победе» (разумея под страной, естественно, небольшевистскую Россию), о «глубоком несоответствии между декларациями и заявлениями Верховного правителя и способами их практического осуществления», попрании провозглашенных принципов законности и правопорядка и заключал: «Наши нескромные попытки делать всероссийскую политику окончательно обанкротились»[739]. Ему вторил владивостокский «Голос Родины»: «Власть утрачивает и тень авторитета»[740].

Сибирский Ледяной поход и роковая роль чехов

Резко обострились в этот период и отношения с чехами. Объективно говоря, чехи действительно оказались в двусмысленном и трудном положении. Фронт они покинули давно, еще до Нового года. Как уже говорилось, они и раньше не были сторонниками колчаковского режима, будучи настроены и в массе, и в верхушке демократически (за единичными исключениями, вроде Р. Гайды). Но под давлением эмиссаров союзных держав, которым они подчинялись, чехи сохраняли нейтралитет и внешнюю лояльность, хотя и отказались вернуться на фронт. Волею союзных правительств их удерживали в России и, поскольку вернуть на фронт так и не смогли, то использовали на охране железной дороги, где они не только «на славу» поживились, но и завладели подвижным составом. Однако затянувшееся стояние в Сибири, когда война с немцами была уже окончена и чехи рвались на родину, действовало на них угнетающе, они нервничали и винили во всем Колчака.

Но раньше, пока его власть была прочной, этот ропот был глухим. Теперь же, после падения Омска, он вылился в открытую конфронтацию. 13 ноября чешский Национальный совет во главе с докторами Б. Павлу и В. Гирсой обратился к союзникам со скандальным меморандумом, который мы цитировали в разделе о «белом терроре».

Все это, как уже говорилось, было чистой демагогией, поскольку подобным образом действовали и сами чехи (примеры чего мы приводили в разделе о «белом терроре»), а колчаковская власть держалась вовсе не